— Я ничего такого не вижу, — объявила Тара.
— И я тоже, — добавил я.
— Ну и я тоже, — согласился с нами папа. — Не знаю, о чем толковал Энтони. Я ему сказал, что в любом случае куплю часы. Он начал было отговаривать меня, но я настоял. Если изъян такой незначительный, что мы не можем его найти, то какая разница? Мне на самом деле они очень нравятся.
Мама откашлялась:
— Не знаю, дорогой, ты действительно считаешь, что они хорошо смотрятся в кабинете?
По выражению ее лица я понял, что часы ей нравятся вовсе не до такой степени, как папе.
— А куда мы их еще можем поставить? — спросил папа.
— Ну, может быть, в гараж?
Папа рассмеялся:
— Хорошая шутка!
Мама покачала головой. Она не шутила. Но и не сказала ни слова больше.
— Мне кажется, дорогая, в кабинете этим часам самое место, — прибавил папа.
На правой боковине часов я обнаружил маленький циферблат. Поверхность у него была позолоченная, и выглядел он как циферблат миниатюрных часов. Но там была только одна стрелка.
Крохотные цифры, написанные черной краской, шли по кругу циферблата, начиная с 1800 и заканчиваясь на 2000. Тоненькая золотая стрелка указывала на 1995.
Стрелка не передвигалась. Пониже циферблата в дерево была утоплена золотая кнопочка.
Не трогай эту кнопку, Майкл, — предупредил папа. — Этот циферблат показывает текущий год. Этой кнопкой передвигают стрелку к следующей цифре года.
Довольно глупо, — заметила мама. — Кто же это, интересно, забудет, в каком году он живет?
Папа не ответил ей.
— Понимаешь, часы были сделаны в тысяча восьмисотом году, с которого и начинается отсчет. Каждый год стрелка передвигается на одно деление к следующей цифре.
— А почему все заканчивается на двухтысячном году? — спросила Тара.
Папа пожал плечами:
— Не знаю. Думаю, что часовой мастер с трудом мог вообразить себе наступление двухтысячного года. А может быть, он решил, что часы не проживут дольше.
— Он, наверное, думал, что в тысяча девятьсот девяносто девятом году наступит конец света, — предположил я.
— Вполне возможно, — согласился папа. — В любом случае, пожалуйста, не трогайте эту стрелку. Впрочем, я бы не хотел, чтобы вы прикасались к этим часам вообще. Они совсем старые и очень-очень хрупкие. Договорились?
— Ладно, папа, — сказала Тара.
— Обещаю, — согласился я.
— Посмотрите, — сказала мама, показывая на часы, — время — шесть. Обед почти…
Слова мамы потонули в громком звуке гонга. Маленькая дверка, расположенная прямо над циферблатом, распахнулась — и оттуда выскочила птица. У нее была самая отвратительная голова, которую я когда-либо видел у птиц, и она подпорхнула прямо к моему лицу.
