И дружески, но решительно сжал руку Мартина. Вдвоем они вошли в класс — на первый урок в своей новой школе.
Ли усадили за парту рядом с высоким рыжим веснушчатым пареньком, а Мартина — рядом с худенькой девочкой, которую звали Хáйди.
Датский язык был на первом уроке, а учебник датского Мартин знал хорошо: здесь учились по тому же учебнику, что и в копенгагенской школе. Только в этом классе, видно, уже больше прошли.
Ли притворялся, будто следит за чтением, но вряд ли он понимал все, что читали. Но может, он даже не хотел понимать…
Наконец прозвенел звонок, и ребята выбежали во — двор.
У колонки стояли Стен с Эриком. Мартин весь сжался. Что теперь будет?
Стен и Эрик двинулись к новичкам, за ними шагал высокий парень, с жевательной резинкой во рту. Высокий пристально оглядывал Мартина и Ли.
— А вот и наши малыши! — зычным голосом проговорил Стен. — Малыши позволили себе лишнее, так что придется их наказать…
Ли сразу уловил угрозу в его словах. Он слегка наклонился вперед и выставил пальцы рук, будто когти. Настороженно оглядывал он всех троих.
Было ясно: смиренно принимать удары раскосый не станет. Что-что, а сдачи дать он сумеет. Те трое тоже поняли, что голыми руками его не возьмешь и ждать от него можно всякого. Как знать, до чего тут дело дойдет! Уж этот раскосый спуску не даст никому. Трое парней нехотя попятились.
— Ничего, мы еще до вас доберемся! — прошипел Эрик.
Странным образом на этом дело и кончилось, остальные парни не тронули ни Ли, ни Мартина. И никто их не тронул — они спокойно вернулись домой из школы. Теперь у них было время, чтобы побольше разузнать о других обитателях детского дома, который директор именовал хутором.
Оказывается, на хуторе всего семеро мальчиков. («Какой же это детский дом?» — удивился Мартин.) Бóльшую часть дня занимает работа в конюшне или же на хуторе. Дел в хозяйстве невпроворот, и сколько ни старайся, начальству не угодить.
Каждый вечер, после ужина, начинался «разнос».
Все мальчики собирались в большой гостиной, сидели там и долго-долго ждали директора.
Наконец появлялся Герман. Он подходил к столу с пачкой листков в руках и начиная читать нотации своим питомцам.
Чаще всего он выговаривал им за мелкие промахи — в обычной семье никто и не подумал бы придираться из-за такого. А у Германа был особый дар изображать эти мелкие промахи как некие преступления, а речь-то шла чаще всего о мелочах: кто-то, к примеру, забыл во дворе метлу или что-нибудь в этом роде.
