Герой использует могущество золота во имя осуществления их общей выдумки, ставшей для него «манией». Но сказочный дом, построенный без Молли, превращается в ловушку. Не зря его хозяйкой хочет стать Дигэ, блестящая и легкая, «как нож, поднятый для удара». Потому что это роман о подмене судьбы. Вместо воздушного замка, где обитало счастье, строится каменный, среди фантастических залов которого кучка негодяев готовит смерть его владельцу. И сокровище, найденное на морском дне, вместо того чтобы дать Гануверу крылья, оборачивается «золотой змеей» и медленно душит его.
При всем том считать «Золотую цепь» романом о пагубности богатства так же смешно, как утверждать, будто рассказ «Борьба со смертью» посвящен проповеди алкоголизма. Ганувер разбогател и погиб, смертельно больной Лорх напился и выздоровел, однако автора в обоих случаях интересует не роль золота и коньяка в судьбе героев, а соотношение в ней свободного выбора и предопределенности. Иными словами, все та же схватка человеческой воли и рока.
Это одна из основных тем в творчестве Грина. Можно, увлекшись невероятными сюжетами, пробежать собрание его сочинений от первой до последней страницы, так этого и не заметив, но для того, кто зорок, все по-другому. Приключения, о которых повествует рассказчик столь искусный, не перестают занимать его. Но за пестротой образов и событий он чувствует движение упорной мысли в поисках сути вечных — и вечно ускользающих — вопросов. Они небезболезненно касаются основ жизни каждого из нас, независимо от того, готовы ли мы признать их своими и встретить лицом к лицу.
Выше я позволила себе назвать Грина агностиком. Допустимо ли это по отношению к автору, настолько сосредоточенному на проблемах духа? Что-что, а уж это вне всякого сомнения идет от христианской традиции. Верно: определение не блещет точностью, тем паче, что в жизни Александр Степанович был православным. Но что делать? Мы опять вступаем в область, где все слишком зыбко: в гриновском мире, где человек то летает по воздуху или бегает по волнам, а то вдруг петербургская мостовая предательски разверзается у него под ногами, от зыбкости никуда не деться…
Был такой случай. Еще в юности, на солдатской службе, будущий писатель однажды на исповеди признался священнику, что сомневается в бытии Божием. А тот поспешил донести начальству о вольнодумстве рядового Гриневского. Хотя, если разобраться, в этой истории именно солдат поступил, как верующий, открывшись исповеднику. Зато поп действовал, как чиновник, состоящий на службе не у небесных, а у земных властей.
