[Голово]ломка | страница 39

— Извините, можно с вами побеседовать? — глазированный вьюнош при коммивояжерской улыбке отработанным маневром отрезал Вадима от тротуара.

— Нельзя, — буркнул Вадим, пытаясь обойти коммивояжера с фланга. Тот, однако, вновь перетек и оформился прямо по курсу:

— Неужели вы не хотите знать свое будущее, — очень быстро и не снимая улыбки чесал он, — получить ответы на главные вопросы бытия и решить свои проблемы? Мы предлагаем вам универсальный…

Вадим досадливо вынул из настырной руки бумажку — ХРАМ СОБОРНЫХ ЭНЕРГИЙ, логотип: крест, вписанный в мандалу, на фоне звезды Давида, — смял и отправил в просительно разинутый скрипичный футляр у ног девицы-негатива. Будущее… Фьючер индефинит. На расстоянии четырех дней — его условная граница, линия перемены жизней. Четыре странных дня, когда любой, независимо от трезвости мышления, невольно подбивает кармические балансы прошедшего, заговаривает подступающее и сам почти верит в произносимые тосты про то, что следующий год будет не такой, как этот. Бегло оглянувшись — не бдят ли менты? — Вадим аккуратно поставил ноль три на мостовую. По левую руку голубовато светилась глубокая перспектива модного в среде небедной молодежи кафе «Ностальгия». Небедная молодежь в изобилии обреталась среди каскадов зелени за толстым высоким стеклом во всю стену. С холоднокровным любопытством поглядывала наружу на подглядывающих снаружи. Так посетители океанариума обмениваются взглядами с экзотическими цветастыми тропическими фишами, равнодушно висящими в электрически подкрашенной воде меж ракушечных гротов, фальшивых затонувших кораблей и художественно нагроможденных кораллов. Стекло «Ностальгии» было стеклом аквариума, определенно; неясно лишь, с какой его стороны тропические фиши. Тысячу раз Вадим следовал мимо этого стекла с работы и на работу. Он совершенно точно знал, что ничего не мешает ему зайти внутрь. Что у него частенько вполне хватает денег, чтобы посидеть за ностальгическим столиком. Что по биологическому возрасту и социальному статусу ему даже полагается временами за ним посиживать. Но не менее точно он знал, что никогда не зайдет и не посидит. Для этого ему требовалось сменить то ли легкие на жабры, то ли наоборот. Природа этого нутряного ощущения непреложно зоологического, на уровне не вида даже, а — класса или типа, различия, — при таком-то обилии внешних сходств! — неясна была и самому Вадиму. Они одевались, выглядели и даже вели себя почти так же. Слушали почти те же группы. Смотрели почти те же фильмы. Но отчего-то он начисто не понимал, откуда они взялись, зачем и за счет чего живут. НА что живут, черт побери. Он, пожалуй, мог предположить, что эти серийные, восставшие со страниц раздела «Вещи» «Плэйбоев», «Омов», «Мэн'с хэлсов» и «М-Вогов» завсегдатаи «Ностальгий», «Черных котов» и «Пепси-форумов», начинка «опелей» и «ауди», вешалки для костюмов Sir и колодки для ботинок Lloyd, — папенькины сынки и дочурки. Отпрыски разнокалиберных Цитронов. Мальчики и девочки-мажоры. Дети большого бизнеса, потихоньку пропивающие, проедающие, проезжающие, пронашивающие, проебывающие расходные части родительских состояний, выдранных с мясом у реальности в эпоху первоначального награбления. Но, во-первых, это все равно не объясняло бесчисленной их численности. А во-вторых — преисполняло Вадима острейшего презрения ко всей этой пробирочной популяции. Их хищных папашек можно было отчасти уважать — тем уважением, что коренится в инстинкте самосохранения, сиречь страхе. Так уважаешь девятиметрового гребнистого крокодила с давлением челюстей 200 кг на кв. см. — тупого, чешуйчатого, мерзкого, зато очень, очень большого и опасного. У ностальгических гомункулов не было даже всеядной витальности их предков. Ничего не было. Кроме бабок. Чужих. А иногда Вадим думал, что никакая они аллигаторам финансов и криминала не родня. Что на самом деле они — чудо генной инженерии и нанотехнологии, вундерваффе, советское оружие возмездия, взлелеянное в недрах «почтовых ящиков», сверхсекретных призрачных НИИ, собранное на высокотехнологичных линиях оборонных предприятий. Военные биороботы-хамелеоны, монстры мимикрии, неимоверно восприимчивые к установкам масскульта, идеально подстраивающиеся под господствующий стереотип поведения. Произведенные в огромном количестве для тайной переброски в стан потенциального натовского противника. Там, смешавшись с туземным буржуазным населением, они должны были в час Ч дня Д инициировать тайную боевую программу, и тогда… Они уже были расфасованы по армейским складам Западной Группы Войск, уже готовы к внедрению. Но тут по не зависящим от разработчиков и командования причинам кончился СССР — и начались первоначальное и все последующие награбления. Разработчиков спровадили в бессрочные неоплаченные отпуска, командование повело битвы за конвертируемую зелень, ЗГВ расформировали — и про вундерваффе все забыли. Несколько лет они лежали в своей пенопластовой коме на пыльных полках приватизированных, но так и не исследованных складов. И однажды случилось нечто. Замкнуло, например, проводку. И биороботы синхронно включились, распаковались, огляделись. Инфильтровались. Смешались. Приспособились. Влились. И теперь без конкретной оперативной задачи продолжают барражировать по расширившейся враждебной территории. С дремлющей личинкой боевой программы внутри. Пока — дремлющей.