Болезненный вскрик показал, что камень нашел свою цель. А потом в спину больно клюнуло что-то острое, и шаг стал замедляться. Хорошо, что я набрала инерции, позволившей пробежать последние несколько метров до дракона. Еще хватило сил, чтобы вытащить кубок и садануть им по чешуйчатой морде. Зачем я это сделала? Не знаю, наверное от отчаяния. Ни на что более умное и продуктивное сил не осталось.
А потом я смотрела в тупом онемении, как рептилия раззявила пасть в зевке и выстрелила длинным раздвоенным языком. Небо у дракона оказалось сочного чернильного цвета, а язык и вовсе — почти черный, как у собаки породы чау-чау. Это я отметила автоматически, потому что паралич начал добираться и до моих мыслей. Я увидела, как язык обвился вокруг моего тела, словно лассо ковбоя, потом меня сдернуло с места и в пасть чудовищу я залетела даже не задев его клыков, вместе с мечом и драгоценной посудиной Михаила.
Уж лучше так, чем на жертвенном столе, — вяло мелькнуло в голове, а потом сознание померкло.
Меня больше не было. Я не ощущала своего тела, хотя чувствовала боль, похожую на боль от ожога. А потом и она прошла.
«Я» размазалось тонким слоем по пространству, обратившись в чистый поток информации.
Я находилась везде и нигде одновременно, потому, что меня не существовало, и самого мироздания не существовало, реальной оставалась только разноцветная смазанная лента, заменившая обычный мир.
«Странная смерть», — подумалось сначала, когда в памяти всплыли чужие слова про тоннель и сияние.
Люди ошибались — нет туннеля, и света тоже нет, потому, что сама смерть — это неправда. Как и все остальное, включая меня, родителей, друзей и недругов.
А потом я почувствовала, как разлетаюсь на мельчайшие клеточки, молекулы, атомы под воздействием чужой силы. И краски вокруг меркнут, обращаясь в космическую бесконечную пустоту, в которой даже звезд нет.
И я испугалась. До такой степени, что чуть не потеряла все остатки своей сущности и воспоминаний. И когда страх почти лишил меня возможности мыслить, паникующего разума коснулось НЕЧТО. Теплое, сильное, мудрое и бесконечно терпеливое. Оно окутало меня, словно кокон, и сказало, — Не бойся!
И я почувствовала — ему можно доверять: оно любило меня так, словно я была его детищем. А я и правда походила на младенца: бестолковая, беспомощная и ничего не понимающая. Наверное, так мы чувствуем себя в материнской утробе, только забываем после рождения.
