Эдгар Бэрфут стоя перед нами, жестом попросил подсесть поближе. Я подумала, что случится, если я закурю сигарету. Однажды я закурила в индуистском монастыре после лекции по Ведам. На меня обрушилось всеобщее презрение плюс резкий тычок в бок. Я оскорбила величественное. Странно, что величественное умирает точно так же, как и обычное. В епископе Тимоти Арчере была уйма величественности — по весу и величине, — и это не принесло ему пользы. Как и остальные, он лежит в земле. К черту все эти духовные штуки. К черту устремления. Он искал Иисуса. Даже больше, он искал то, что предшествовало Иисусу, — настоящую правду. Довольствуйся он подделкой, то до сих пор был бы жив. Есть над чем подумать. Люди помельче, принимая фальшь, остаются жить, чтобы нести ее, они не гибнут в пустыне Мертвого моря. Самый выдающийся епископ современной эпохи погиб, потому что сомневался в Иисусе. Урок для других. Так что, вероятно, у меня есть образование, и я знаю то, в чем можно не сомневаться. Также я знаю, что с собой нужно брать больше двух бутылок кока-колы, если едешь в пустыню за десять тысяч миль от дома. Пользуюсь картой с заправочной станции, словно я все еще в центре Сан-Франциско. По ней можно определить местоположение Портсмут-Сквер, но отнюдь не местоположение подлинного источника христианства, скрытого от мира двадцатью двумя столетиями.
Вернусь домой и скурю косячок, сказала я себе. Это пустая трата времени. С момента, когда умер Джон Леннон, все стало пустой тратой времени, в том числе и оплакивание этого. Я отказалась от траура в Великий пост… то есть я перестала горевать.
Воздев к нам руки, Бэрфут начал говорить. Я обращала мало внимания на то, что он говорил, да и быстро об этом забыла — как говорится в одном знаменитом выражении.[6] Я была полнейшей дурой, заплатив сто баксов, чтобы выслушивать это. Человек перед нами был весьма толковым, поскольку сам не отдавал денег — их отдали мы. Вот так и вычисляется мудрость — через тех, кто платит. Это я усвоила. Мне следовало бы научить этому суфиев, а также христиан, особенно епископов епископальной церкви с их фондами. Выложи мне сотню баксов, Тим. Представьте, что епископа называют Тимом. Или Папу Джорджем или Биллом, как ящерицу в Алисе. Насколько я помню, Билл спускался по дымоходу. Малопонятная связь. Как и то, о чем говорит Бэрфут, на это не обращают внимания, и никто этого не помнит.
— Смерть в жизни, — говорил Бэрфут, — а жизнь в смерти. Две модальности, как инь и ян, одного простирающегося континуума. Двуликий «холон»,
