– Какие новости? – спрашивает он, как только мы, миновав швейцара, оказались под зеленым навесом перед входом в клуб. С утра чувствуется, как разливается в воздухе тепло. Кровь бежит быстрее. Пахнет весной.
Реймонд не скрывает раздражения, когда я рассказываю о звонке Стью Дубински из «Трибюн».
– Пусть только сунутся, – говорит он, имея в виду Нико и Мольто. Мы бодро шагаем к муниципалитету. – Ишь чего надумали – независимое расследование. Бред собачий!
– Реймонд, чего ты кипятишься? Это просто журналистские мысли вслух. Не придавай им значения.
– Пусть только попробует, – раздраженно повторяет он.
Я начинаю рассказывать о стычке между полицейскими и федералами, гоняющимися за наркоторговцами, но он не дает мне закончить.
– Какие у нас самих подвижки по Каролине?
Догадки о намерении Мольто подогрели его желание ускорить наше собственное расследование. Он засыпает меня вопросами. Чего они тянут с анализом пыли в комнате Каролины? Хорошенько ли изучили оставленные пальчики? Пришел ли перечень дел, которые она вела?
Все это на подходе, отвечаю я, правда, последние три часа я был занят на совещании по обвинительным заключениям.
Реймонд застывает как вкопанный. Он в ярости.
– Черт тебя побери, Расти! – Его глаза мечут молнии. – Я тебе что сказал? Ничем, кроме Каролины, не занимайся! Это сейчас самое главное. Иначе дель Ла-Гуарди перо мне в зад вставит. Да и перед Каролиной это наш долг. А в лавочке пусть Лидия заправляет, слышишь? Она прекрасно разберется и с полицейскими, и с федералами, и с обвинительными заключениями. Не хуже тебя справится. Твое дело – каждую мелочь просветить, понял? И чтобы все тип-топ, понял? Когда же ты будешь настоящим профессионалом, черт побери?!
Я оглядываюсь по сторонам – благо никого из знакомых поблизости нет. Я не мальчишка, мне тридцать девять лет, у меня тринадцать лет юридического стажа.
Несколько минут мы шагаем молча. Потом Реймонд поворачивается ко мне, качает головой. Я ожидаю продолжения разноса, но вместо этого он говорит:
– Ни хрена-то они не умеют.
Я понимаю, что Реймонд не в восторге от ленча.
Мы входим в муниципалитет. Седой лифтер Голди, весь день просиживающий у пустой кабины в ожидании Реймонда и других важных шишек, отставляет стул и складывает газету. Начав было говорить о пропавшей «папке П.», я прикусываю язык: Нико и Голди – друзья-товарищи. Мне не раз приходилось видеть, как в нарушение правил Голди возит Нико. Тот обожает попользоваться начальственным лифтом и стоит с каменным лицом, пока старик окидывает взглядом вестибюль: не видит ли кто непорядок.
