— Черт побери, Боб! — Они иногда препирались, но никогда вот так, при всех. — Хотя бы ради приличия, — продолжала Чемберс, — ведь если мы не можем поднять наш меч против зла…
Мария-Кристина поймала себя на том, что говорит избитые фразы, и запнулась.
— Ты подумай, — начала она снова. — Мои люди обнаружили Z-четыре, вскрыли, провели там пять дней, подняли верхний слой. Потом чертов дождь нас накрыл. Это самое большое захоронение. Там еще как минимум восемьсот трупов. Наша документация до сих пор была безупречна. То, о чем свидетельствует Z-четыре, убедит самых упрямых, но только если мы закончим работу. Не хочу, чтобы наши усилия пропали из-за простого разгильдяйства. Мало того что сербы устроили массовые казни, так теперь еще хотят даже трупы уничтожить. Ваша обязанность — стеречь захоронение.
— Это не наша обязанность, — сказал полковник. — Стеречь могилы — не наша забота.
— Когда права человека…
— Права человека — не наша забота.
Радио выдало взрыв помех, потом слова, потом тишину.
— Единственное, что я вижу, — захоронение оседает после десятидневного дождя, — сказал полковник. — Действие природных сил и ничего другого.
— Один-единственный раз, — настаивала Чемберс, — больше я ни о чем не попрошу.
— Нет.
— Один вертолет и всего на час.
— В такую погоду? Ночью? И потом — посмотри, там сплошной азот.
Шесть экранов пульсировали тусклыми пятнами. «Покойтесь с миром», — пожелал Бранч. Кости снова шевельнулись.
— Прямо у нас под носом, — бормотала Кристи.
Бранч вдруг понял — он так больше не может. Даже теперь убитые мужчины — и мальчики — лишены покоя. Из-за того, что они приняли ужасную смерть, их теперь снова выволокут на свет, и, возможно, не один раз. Не одна сторона, так другая. Если не сербы постараются, так Кристи со своей сворой. Останки несчастных увидят матери, жены, дети, и ужасное зрелище будет преследовать их до конца дней.
— Я полечу, — услышал майор собственный голос.
Когда полковник понял, кто это сказал, у него застыло лицо.
— Майор? — удивился он. — И ты, Брут?
В этот миг обнажились глубины вселенной, о которых Бранч даже не подозревал. Впервые до него дошло, что он был любимчиком и полковник надеялся когда-нибудь передать ему дивизию. Слишком поздно Бранч понял размеры своего предательства.
Майор и сам удивлялся — что заставило его так поступить? Как и полковник, он был истинным служакой. Всегда помнил о долге, берег солдат, войну считал профессией, а не призванием, от трудностей не бегал и храбрость проявлял точно по чину, в меру. Майор видел свою тень на чужих землях, хоронил друзей, был ранен, сеял горе среди врагов. Несмотря на все пережитое, борцом себя не считал, да и вообще в такое не верил. Слишком сложные времена. И вдруг он, Элиас Бранч, отстаивает некую точку зрения.