Жизнь Николая Лескова | страница 3
— А в некрологах надо непременно говорить неправду?
— “Aut bene, aut nihil”. [4]
— В обоих случаях, следовательно, — лгать?
— Но другого же правила нет, Николай Семенович…
— Как нет? — мягко вмешался в угрожавший обостриться диалог “нарочито-искательный мелодик” В. Л. Величко. — Есть, и очень красивое и звучное, но почему-то никогда не вспоминаемое: “De mortuis — veritas! [5]”.
— Прекрасное правило! — воскликнул Лесков. — Вместо пошлой, приевшейся лжи — живая правда! Ведь только она, может быть, могла бы на что-нибудь пригодиться… Только страх перед нею мог бы поостеречь и поудержать ото многого кое-кого из жуирующих и благоуспевающих!
Беру этот горячий восклик себе в наказ и постараюсь его не нарушить.
Ленинград, сентябрь,1932 г.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ИЗ СЕМЕЙНОЙ СТАРИНЫ
Но смерть не все взяла.
Средь этих урн и плит
Неизгладимый след
Минувшего таится.
Апухтин.
ГЛАВА 1. АВТОБИОГРАФИЧЕСКИЕ НАБРОСКИ
"Говорить о себе тонкое искусство, я не обладаю им”,— сказал Горький [6].
На самом деле он в совершенстве обладал этим искусством, при завидной к тому же решимости быть искренним.
При таком счастливом сочетании таланта и мужества становятся возможными достоверные дневники, автобиографии, записи — словом, все виды личных показаний.
По натуре “тайнодум”, Лесков не вел дневников, не делал келейных записей. Это ему было не по духу…
Десятки лет он не останавливался на мысли о необходимости дать личное жизнеописание, разбрасывая в своих произведениях много автобиографичного, но почти всегда с творческой вольностью.
Беллетрист до мозга костей, он предпочитал художественность летописной точности.
С годами, в заботе о предотвращении слишком грубых погрешностей в будущих своих биографиях, он стал давать скупые и малоговорящие схемки своей жизни, проходившие в печать или остававшиеся у кого-нибудь на руках. Дальше дело не шло.
Но вот в конце 1885 года он решает набросать “автобиографическую заметку”, которой, хотя бегло, очеркнуть свою жизнь.
Увы, писание ее неизбежно заслоняется задачами текущих дней.
После смерти Лескова, через его душеприказчика, она среди прочего поступает в издательство А. Ф. Маркса. Судьба автографа не ясна. По-видимому, он утрачен.
К счастью, около тридцати лет назад покойный А. А. Измайлов, имевший доступ к архиву этого издательства, хотя и вразнобивку и вперемежку с другими данными, не всегда четко, вводит ее в писавшуюся им работу — “Лесков и его время”.
Этим спасается драгоценнейший литературный документ, хотя, видимо, далеко не полностью.