Аккуратность, с какой мисс Лия Слэйтер отпечатала записи Оуэна — без помарок, забитых букв, опечаток, — кажется трогательной. Очевидно, когда она делала ошибку, то перепечатывала всю страницу. Конечно, так и должны печататься официальные документы. Однако личные записи печатаются так аккуратно только тогда, когда машинистка считает их автора гениальным. Теперь ясно, что преданная помощница была слепа и не разглядела беспомощности своего босса.
Несомненно, последнее выступление Райкера Димса Оуэна на процессе можно считать второсортным. Если предположить, что дело не мог бы выиграть никто, можно, по меньшей мере, сказать, что нашлись бы люди, сделавшие работу качественнее.
Предъявление улик, перекрестные допросы свидетелей используются для того, чтобы сфокусировать внимание на мелочах, а основные вопросы оставить в тени. Джон Куэйн — умный, упорный, неутомимый прокурор. Нельзя допустить, чтобы он пользовался абсолютной свободой. Я должен защищать своих клиентов, сея разумное сомнение по ходу процесса, вопреки моему плану защиты, основывающемуся на некоторых интересных моментах дела Леба-Леопольда.[6]
Джон Куэйн великолепно чувствует мое стремление ослабить, насколько возможно, обвинение. Таким образом, я должен постоянно быть начеку, чтобы не оказаться в одной из его ловушек. Хотя у меня опытные помощники, это все же очень утомительное занятие.
Полагаю, я обнаружил несколько слабых мест в показаниях юнцов — Говарда Крафта и Рут Меклер. Самое главное — заявление Говарда о том, что первый улар нанес Краун.
Умышленное убийство подразумевает наличие мотива, возможности и умысла. Причем преднамеренность может длиться всего лишь долю секунды. Если убийца имел основательную причину держать в руке камень, преднамеренность доказать трудно. Но если он искал камень, нагнулся и подобрал его, то в этот промежуток времени и возникла преднамеренность. Однако, если его ударили или как-то иначе нанесли повреждение перед тем, как он подобрал камень, вероятность доказательства умысла уменьшается.
Если бы мне разрешили защищать этих людей перед судьей, присяжными заседателями и зрителями, которые никогда не слышали об их грешных подвигах, то правосудие не оказалось бы, как сейчас, фарсом. Вся нация наблюдает за этими четырьмя человеческими существами. Разгневанный народ требует крови. Осязаемое давление ощущается в зале суда. Если бы Стассен, Голден, Эрнандес и Козлова прибыли с какой-нибудь отдаленной планеты и были мерзкими созданиями с щупальцами, за ними даже тогда не наблюдали бы с таким любопытством и отвращением. Их судят за все: за продавца, за Нашвилл, за Арнольда Крауна и Хелен Вистер, а не за одного Крауна.
