— Кирби Стассен.
— Садись, Кирби, поболтаем. Мне достались скучные приятели. Я Сандер Голден — поэт, экспериментатор, этнограф. Обретаюсь на далеких пастбищах духа. Садись, пощипли травку.
Я сел. Глаза постепенно привыкли к полумраку. Шак показался мне безобразным монстром, Сандер Голден — грязным, нервным и смешным жуликом. Он был чуть старше других — около тридцати, решил я. Тяжелые очки, склеенные липкой лентой, криво сидели на тонком носу. Порченные зубы, начал лысеть. Нан — надутая, горячая девка с копной волос. Она имела привычку смотреть вам прямо в глаза.
Пытаясь записать эти воспоминания, я обнаружил, что не могу решить одну проблему. Невозможно придать на бумаге уникальность языка Сэнди. Когда пытаешься просто записывать его слова, получается скучно. Его мысль всегда обгоняет речь, и порой она почти бессвязна. В Сэнди живет какое-то ощущение праздника. Это лучшее слово, которое я могу подобрать. Он наслаждается на полную катушку каждой минутой и тащит вас за собой. Вам кажется, что это колдун, который отколет какую-нибудь шуточку в следующий миг.
На полу стояла бутылка текилы. Сэнди и девушка пили ее маленькими глотками из крошечных фарфоровых чашечек, которые, как я обнаружил позднее, были извлечены из потрепанного раздутого рюкзака.
Шак и Нан не принимали участия в разговоре. Время от времени они неодобрительно посматривали на меня. Я был для них чужаком, неизвестным экземпляром внешнего мира, и они исследовали меня.
Беседа с Сэнди касалась множества головокружительных тем. Я знал, что он рисуется, и ожидал случая поймать его. Такая возможность появилась, когда он заговорил о классической музыке. Смутно помню только, что разговор перешел от Брюгека к Муллигану, затем к Джамалу, а потом перепрыгнул в прошлое примерно на столетие.
— Все эти старые композиторишки воровали друг у друга, — сказал он. — Они хватали, что нравится. Дебюсси, Вагнер, Лист, черт, они признали, что воровали у Шопена. Возьми этого самого Баха. Он передирал у Скарлатти.
— Нет, — равнодушно заметил я. Текила ударила мне в голову.
— Что ты имеешь в виду, говоря «нет»?
— Просто «нет», Сэнди. Ты перепутал. На Баха оказывал влияние Вивальди, Антонио Вивальди. Алессандро Скарлатти писал оперы. Он, может быть, повлиял на Моцарта, но не на Баха.
Сэнди застыл, как птица на ветке, глядя на меня, затем щелкнул пальцами.
— Скарлатти, Вивальди… Я перепутал этих итальяшек. Ты прав, Кирби. Вот что значит образование. Я думал, что вы проходили только групповое приспособление и выбор невест.
