— Неужели и я послужил этим… буем, шаром стеклянным, Анна?
— Увы, миленький.
— Но я помню, как ты водила меня по старому городскому парку, по местам своего детства и юности… У тебя было такое лицо, Анна, и глаза сияли. Мне казалось, что ты меня любишь, раз делишься со мной всем этим — самым лучшим, очевидно, в твоей жизни.
— Так все и было! Кто тебе сказал, что я не любила тебя?
— Стеклянные шары не любят.
— Любят! Любят.
— За стеклянный шар или за бревно в море хватаются и отдыхают. При чем тут любовь?
— А тебе чего бы хотелось от меня? За что, по-твоему, я должна была бы ухватиться?
— Мне вначале ничего не хотелось, честно говоря. Но ты сумела меня убедить… Мне показалось, что ты угадала-таки во мне существо из другого мира.
— Кто, ты? Из другого мира? Валентин, но ты, извини меня, красил волосы.
— При чем тут волосы, Аня?
— Хной и басмой.
— Да, я рано начал седеть. Пришлось краситься. Ну и что из этого?
— Ничего. А скажи мне, Валентин, почему ты до меня никогда не был женат?
— Я уже рассказывал… Мать была больна.
— Да, да. Ты был у нее один, и ты маму любил, ухаживал за нею до самой ее смерти. Это я знаю. Но также знаю, что ты все это время не только онанизмом занимался, так ведь?
— Предоставляю тебе полную свободу фантазии.
— Так я и спрашиваю вот о чем: почему ты не женился уже после смерти матери?
— Мне было тридцать шесть лет, когда мама умерла. Я уже чувствовал себя старым холостяком. Я привык, и мне так было удобнее.
— Ты целых десять лет наслаждался этим своим положением?
— Ну, считай… Да, почти десять лет — до встречи с тобой.
— И много у тебя было женщин? Наверное, сплошь аспирантки?
— Нет, этим я не злоупотреблял. То есть аспирантками.
— А что? Чем не контингент? Особенно мы, филологини. Чем не товар? В университете нас называли факультетом невест, ты же знаешь.
— Не выносил я филологинь. Хватало других, всяких.
— А меня-то за что помиловал? На мне-то почему споткнулся, господин Казанова?
— Постарайся вспомнить сама, как было…
— А как было? Я могу вспомнить только то, что было лично со мной. Оргазмы были. По три раза, скажем, за один раз.
— Анна! Анна! Не надо твоих изысканных штучек, умоляю! Я прошу вспомнить о том, как мы постепенно сблизились и стали наконец одним целым, новым существом на свете.
— Как сблизились? Очень просто. «Он меня за руку, а я его за ногу», как говорили женщины в нашей городской бане…
— Вот ты и снова за свое, Аня.
— А что, не нравится? Тебе же нравилось все такое, Валентин.
