Только вчера, во время свадебной церемонии, он убеждал себя, что Дейзи не его тип, но это было до того, как он, пытаясь разбудить ее сегодня утром, разглядел круглую попку, видневшуюся из-под футболки. А еще раньше, в машине, он наслаждался видом ее ножек, когда она попеременно закидывала ногу на ногу, временами сбрасывая с больших пальцев сандалии. Ступни у Дейзи были просто замечательные — маленькие, с ухоженными ноготками, выкрашенными в красный цвет.
Алексу очень не нравилось, что есть на свете мужчины, которые лучше его знают Дейзи, но он понимал, что еще рано. Сначала она должна понять, какие отношения должны их связывать, правда, беда в том, что когда она это поймет — скорее всего упакует чемоданы и исчезнет.
Взяв жену за руку, Алекс повел ее к трейлеру. Немного посопротивлявшись, она сдалась.
— Я начинаю тебя ненавидеть, — скучным голосом произнесла она. — Ты это понимаешь?
Алекс страшно удивился, что ему стало обидно от этих слов, хотя именно ненависти он и добивался. Она не создана для тяжелой жизни, а он не собирался мучить ее вечно. Но пусть она сразу же поймет, что сейчас он ее не отпустит.
— Возможно, это и к лучшему, — произнес Алекс.
— До сегодняшнего дня я ни разу не испытывала ненависти ни к одному человеческому существу. Даже к Амелии и отцу, хотя они оба очень старались. Так тебе все равно, как я к тебе отношусь?
— Да.
— Никогда еще не встречала такого черствого человека.
— Конечно, не встречала.
«Алекс, ты очень черствый». Он неоднократно слышал эти слова от других женщин — умных, порядочных, которые заслуживали большего, чем мужчина с искалеченной судьбой.
Когда Алекс был моложе, он искренне думал, что семья поможет залечить рану, нанесенную ему в детстве. Но как бы он ни старался обзавестись семьей, единственным результатом были брошенные им обиженные женщины, которым он не причинил ничего, кроме боли. Тогда он пришел к выводу, что некоторые люди лишены способности любить, ибо эту способность у них украли до того, как она успела развиться.
Они подошли к трейлеру. Открыв дверь, Алекс ввел Дейзи внутрь.
— Сейчас я приму душ, а потом помогу тебе прибраться, — сказал он.
— Неужели ты не мог сегодня притвориться, что тебе приятно?
— Я таков, каков есть, Дейзи. В игры играть не умею и не собираюсь учиться.
— Они так старались доставить нам радость. Неужели ты не мог потерпеть?
Где найти такие слова, чтобы она поняла?
— Тебя воспитывали нежно, Дейзи, а меня грубо, намного грубее, чем ты можешь вообразить. Если бы ты росла, как я, то поняла бы, что в жизни надо иметь что-то, за что можно уцепиться, что-то, что никогда тебе не изменит и не позволит превратиться в животное. Для меня таким якорем стала моя гордость. Я никогда от нее не откажусь. Слышишь, никогда!
