Лишь оставив за кормой берега Японии, Георгий Ушаков почувствовал: наконец-то он действительно на пути к своей давней мечте.
Теплой ночью, поворочавшись на узкой корабельной койке, так и не сумев заснуть, он вышел на палубу и на правился на корму. Пробираясь между нагромождениями закрепленного на палубе груза, обходя клетки с коровами и свиньями, он старался найти такое место, где можно побыть одному.
Пароход шел в густой темноте. Только тяжкие вздохи коров, жующих сено, плеск воды за бортом да ухание паровой машины нарушали окрестную тишину. Из широких раструбов вентиляционных труб тянуло теплым запахом раскаленного угля, металла, разгоряченных тел кочегаров. Тускло светились ходовые огни, а от капитанской рубки на крышку переднего трюма, заваленного палубным грузом, ложилось яркое световое пятно.
На корме было тихо и темно, если не считать тех звуков, которые, как казалось Ушакову, только подчеркивали величие тишины океана.
Итак, мечта сбывается. Порой не верилось, и, просыпаясь поутру, Ушаков по-мальчишески ощупывал себя, чтобы убедиться — в действительности ли он начальник большой и серьезной полярной экспедиции по освоению острова Врангеля.
Знакомясь с историей полярных исследований, в особенности с материалами по подготовке судов, снаряжения, читая о том, каким трудом добывались средства, Ушаков поражался косности и равнодушию властей.
Но как же случилось, что ему, почти мальчишке, доверена не только эта важнейшая экспедиция, но и дорогостоящее судно, люди, снаряжение и, главное, — политическая ответственность?
Такое время пришло, думал про себя Ушаков, глядя на светлый пенный след, который оставлял за собой «Ставрополь». Время молодой мечты молодой страны. Ну, где и когда еще паренек, выросший в таежной глухомани, мог вырваться на такой вот беспредельный простор мечты и деятельности? Он знал, что впереди его ожидают куда большая неизвестность и большие трудности, чем те, что ему удалось преодолеть, готовя экспедицию. А в душе его звенела какая-то неведомая струна, будущее виделось ему значительным и прекрасным.
Ушаков просидел на палубе почти до самого утра. Когда на востоке наметилась зарождающаяся заря, он обогнул зачехленный гидроплан и ушел в свою каюту.
Последняя его запись, сделанная в Петропавловске перед выходом в море, была такой:
«Утром 25 июля подошли к причалу Петропавловска. Прекрасная солнечная погода. Сегодня праздничный день, и у корабля собирается народ. А когда затрещал мотор спущенного на воду гидроплана, посмотреть на диковинку выбралось почти все немногочисленное население городка.
