Белов отпустил занавесь. Айвангу снова остался один в пологе.
Жирник потух. Плешины в оленьих шкурах полога просвечивали желтым светом.
Культбаза. Раньше это место называлось Кытрын и пользовалось дурной славой. Говорят, совсем недавно там жил Троочгин со своими сыновьями и грабил проезжающих. Жителям окрестных стойбищ и селений надоело терпеть разбойника, они собрались и убили его вместе с сыновьями. На пути от Кытрьша в Янранай до сих пор стоит их опустевшая яранга в лохмотьях моржовой кожи и оленьих шкур.
Культбазу открыли два года назад. Для того чтобы объяснить жителям Тэпкэна, что это такое, Белову потребовалось несколько месяцев. Айвангу одно твердо усвоил, что Культбаза – это новая Россия, перенесенная на Чукотскую землю. Там живет много русских, которые хотят чукчам переделать жизнь. Они учат детей в большой школе. В их домах горит электрический свет, но самое главное, там находится больница – дом, о котором одни говорят с ужасом, другие – с благодарностью.
Человек, побывавший на Культбазе, почитается таким же бывалым, как и тот, кому довелось посетить американское побережье или проделать путь на Анюйскую ярмарку в Колымском краю, хотя Культбаза и находится в сутках собачьей езды от Тэпкэна.
Айвангу прислушался – сени наполнились шумом, говором, мягким постуком примороженных лахтачьих подошв. Женский голос жалобно запричитал, и Айвангу узнал Вэльвунэ.
– Куда повезете беднягу!
Меховой полог приподнялся, и просунулась голова. По белым нитям в волосах, похожим на снежные следы, Айвангу узнал мать. Она принесла ворох дорожной одежды.
– Помогу тебе одеться, – сказала она.
У матери были большие мужские руки, испещренные шрамами от острого кроильного ножа и истыканные иголками. Несмотря на кажущуюся грубость, они ласково и мягко прикасались к сыну, и твердая кожа на кончиках изогнутых пальцев была нежнее гагачьего пуха.
Росхинаут молчала, только губы ее дрожали, а в глубине зрачков темнело горе.
Она вздрогнула, обнажив почерневшие ноги сына. Айвангу дотронулся пальцами до ее волос, провел по седой пряди от макушки до лба.
– Не плачь, ымэм…
Росхинаут высморкалась в меховой рукав кэркэра, тыльной стороной ладони смахнула слезы.
– К ветру лицом на нарте не сиди, – заботливо сказала она.
– Хорошо, ымэм.
В полог шумно вошли Кымыргин, Кэлеуги и Мынор. Они подхватили одетого в теплое Айвангу и вынесли его на улицу.
Айвангу задохнулся от морозного воздуха. По глазам ударила ослепительная белизна снега. Снаряженная для дальней дороги нарта ждала его. Собаки в нетерпении повизгивали, рыли твердый, слежавшийся наст. Отец утаптывал лоскут медвежьей шкуры – он только что повойдал полозья, нанеся на них тонкий слой льда. Лицо его было мрачно.
