– Это бубен не мой, а соседа.
– Хитрит, – заметил Громук. – Бубен его, я точно знаю. Не хочет, чтобы его застукали с шаманским инструментом.
– Разве бубен – шаманский инструмент? – спросил Белов.
– Все у них тут шаманское, – махнул рукой Громук. – Чего с них требовать – дикий народ!
Эскимос подержал бубен перед собой, подул на него, смочив водой, растер влагу ладонью по шуршащей поверхности и тихо запел.
Песня ударялась о звонкую поверхность бубна и растекалась по дымному чоттагину.
Белов прислушался. Непривычны были напев и голос эскимоса. Но чувствовалось что-то сильное, непонятное в его пении.
– О чем он поет? – спросил Белов у Громука.
– Эскимосской речи не разумею, – ответил тот и обратился к хозяину яранги: – Кавье, скажи, о чем песня?
– Об охотнике, – односложно ответил Кавье, явно недовольный тем, что ему помешали.
У этих людей, собравшихся в чоттагине и застывших в священном молчании, была своя, особая жизнь. Белов почувствовал неловкость и тихонько вышел. За ним поплелся Громук.
– Интересные люди, – сказал он, вдыхая воздух после дыма в чоттагине. – Сколько им еще шагать, чтобы догнать цивилизованных людей! В колхоз их собрали, а порядки у них древние остались. Одно только название – колхоз! А бригадирами себе они выбрали бывших владельцев вельботов. Как же! Лучшие охотники, и авторитет велик.
– А Кавье тоже владел вельботом? – спросил Белов.
– Да, – качнул головой Громук. – Он середняк. Но крепкий середняк. В партию первым вступил. Еще при Томсоне – шамане.
Громук пригласил Белова поужинать.
Заведующий торговой базой жил при старом магазине. Комната его была просторная, и морской ветер стучался к нему в дверь.
На полу была разостлана великолепная медвежья шкура, отлично выделанная и пушистая. На стенах висели ковры, вышитые местными мастерицами бисером по оленьему пыжику, изделия из моржовой кости. На шкафчике красовалась искусно вырезанная из моржового бивня парусная шхуна. Она вся была устремлена вперед, паруса надуты, и казалось, прислушайся – и услышишь свист ветра в бегучем такелаже из китового уса.
– Чья работа? – спросил Белов, указывая на шхуну.
– Сэйвытэгина, – ответил Громук, явно гордясь шхуной.
– Вот это мастерство! – с восхищением произнес Белов.
– Это еще что! – сказал Громук, становясь рядом. – Вот у него есть трехмачтовый парусник – так это настоящее чудо! Сколько ни предлагал денег – не отдает.
– Много работает народу над такими изделиями? – спросил Белов.
