Солдатский квас — его давали вволю — заменил Суворову чай. Бессменные кислые щи и каша, черный хлеб не являлись для Александра дивом — он и раньше столовался иногда у ротного котла, — но теперь ничего другого не было. От тяжелого солдатского корма у Суворова начались желудочные боли, против которых ничего нельзя было придумать, кроме добровольного поста. Он начал худеть и записал в своей тетради плохими французскими стихами:
Je suis maigre, acharne, comme ane sans etable,
Pareil en toute a un squelette veritable,
Ou a une ombre rampant dans la nature des aires,
Comme un navire faible, engloute par les mers.
[37]— Чудит барин! — говорили между собой солдаты.
…Настала зима. Елизавета Петровна недолюбливала невскую столицу и особенно не жаловала хмурую и слякотную петербургскую зиму. Как обычно, она и в эту зиму объявила «шествие» в Москву всем своим двором. Семеновцев отправили туда же, чтобы нести дворцовые караулы. Видя, что Суворову трудно, Соковнин приказал зачислить его в московскую команду.
— Соскучился, поди? Отдохни в родительском дому… Или ты не рад?
Суворов поблагодарил, но ничем не выразил радости. Он не мог, подобно другим, ехать в Москву на почтовых. Быть может, Василий Иванович и не отказал бы сыну в этом расходе, но Александру не хотелось ни о чем просить отца. Он решил идти в Москву вместе с батальоном походным порядком.
Знатные морозы сковали землю и реки. Выпадали глубокие снега. Вьюги заносили малоезженый тракт. Путь батальона лежал большей частью летником, лесами, а кое-где, для сокращения пути, — зимником, по ледяной глади озер и рек.
Солдаты шли «без выкладки» — амуниция и ружья ушли вперед особым обозом. Но все же вначале батальон сохранял вид войска. Через заставу семеновцы шли строем по четыре в ряд, под барабаны и флейты, ротные командиры ехали перед ротами на конях, сержанты, капралы и унтер-офицеры находились на своих местах, под фурьерами[38] плескались пестрые значки.
После первой же дневки батальон преобразился. Батальонный, пропустив солдат, вернулся с адъютантом в карете обратно, ротные командиры, все обер- и унтер-офицеры сели в ямские возки и поскакали вперед на тройках с колокольцами. Вслед за тем солдаты достали из саней извозчичьей роты кто валенки, кто душегрейку, кто башлык, кто овчинный полушубок, кто суконные рукавицы, кто варежки. У многих на головах появились вместо треугольных шляп бараньи шапки, у кого не было шапок, те обвязались поверх шляп бабьими платками.
