Кучер, не оборачиваясь, подтвердил:
— Кошка — к доброй встрече. Да ведь и то: бабьи приметы! Вот если попа встретишь — поворачивай оглобли. Это наверняка.
Часа через два на вершине холма над серым от зябкой осенней ряби прудом завиделась новая усадьба Головиных — высокий дворец с большими окнами, белыми колоннами и круглой беседкой над лепным фронтоном красной крыши. Кое-где еще виднелся неубранный строительный мусор — битый кирпич, бревна, доски. Зияли ямы известковых творил. Торчали стойки неубранных лесов. Дом только что закончился постройкой. Правым от подъезда крылом дворец вплотную приткнут к старому одноэтажному, тоже каменному дому с железными ставнями на маленьких оконцах, построенному, пожалуй, в начале прошлого века, — но дом стоял несокрушимо. Век нынешний и век минувший стояли плотно один к другому. Кое-где расцвеченный изразцами старый дом, видимо, обрекли на слом.
Авдотья Федосеевна велела кучеру подъехать к главному входу нового дворца. Тройка остановилась у дверей с зеркальными стеклами.
Из-за двери выглянуло чье-то испуганное лицо и спряталось. Долго никто не появлялся.
— Матушка, поедем назад, домой! — сказал Александр. — Нас не хотят пускать…
— Помоги мне выбраться.
Александр выпрыгнул из возка и подал руку матери. Она, кряхтя и бранясь, выбралась из экипажа.
— Смотри, — наставляла она сына, — не осрами меня в людях. Больше всего молчи. А если спросят, говори: «Да, сударь», «Да, сударыня».
— А «нет» нельзя? — спросил Александр.
Мать не успела ответить: зеркальная дверь отворилась, и оттуда хлопотливо выскочила сухая женщина, вся в черном, с пронырливыми светлыми глазами. Это была домоправительница боярина Головина, Пелагея Петровна.
— Батюшки мои! Да это, никак, Авдотья Федосеевна! — воскликнула Пелагея Петровна. — Пожалуйте ручку, сударыня. Здравствуйте, матушка боярыня. Давненько к нам не жаловали. Сашенька-то как вырос — и не узнать! Пожалуйте, пожалуйте!..
Пелагея Петровна пропустила гостей в переднюю, велела кучеру отъехать на конный двор и заперла дверь на ключ.
В передней не было ни дворецкого, ни слуг. В доме стояла глубокая тишина.
— Как здоровье Василия Васильевича? — спросила Авдотья Федосеевна.
— Слава богу…
— А здоровье Прасковьи Тимофеевны?
— Тоже слава богу…
— Да что же это я ее не вижу? — обиженно проговорила Авдотья Федосеевна.
В былое время подруга всегда выбегала ей навстречу, чтобы обнять на самом пороге дома.
— Да все ли у вас благополучно? Тишина в доме, словно все вымерли…
