— СМЕРШ! — и весь трясется.
Я начинаю догадываться, а Юрка — он ведь не в курсе.
— Это что означает?
— Приехали двое военных на «эмке», усадили комвзвода в машину и…
— А ты чего переживаешь? — спрашивает Никитин.
— Не трогай его, — говорю.
— Что теперь будет? Что будет?! — Сергей прижимается спиной к кирпичу, он несколько раз ударяется головой об трубу.
— Кто-то донес, — говорит Никитин.
— Ты не проговорился? — спрашиваю.
— На самого себя?!
— Интересно, кто-то еще знал?
— Мне не докладывали! — Сергей смотрит перед собой опустошенным взглядом в никуда.
Молчим. На лицах отблески пожаров, над головами гудят «юнкерсы», горит Волга — столб черного дыма упирается в небо.
Сидим под кирпичным дымарем, размышляем, как спасти Сережу.
— Ты-то в чем виноват? — спрашивает Никитин. Он принимает самое активное участие.
— Виноват! Виноват… — шепчут губы Сергея. — Дурак.
Молчим.
— Может, обойдется? Молчим.
— Слушай! — вскипаю я. — Идея! Поговорим с Ефросиней — она могущественный человек. Она все может! Если сделала тебе увольнение до утра, значит…
— Ее убрали, — безвольно машет рукой Сергей. — Проворовалась.
Теперь, когда исчерпаны всевозможные варианты по спасению друга, молчим.
* * *
Слава Богу Яны не было дома. Тяжело дышу, слова не могу выговорить — оставшиеся пятнадцать минут обеденного перерыва решил смотаться к Яне с этим печальным сообщением.
Эйжбета Даниловна усаживает меня, обеспокоенно смотрит.
— По твоему лицу вижу: что-то случилось?
Утвердительно киваю головой.
— Говори!
— Позавчера ночью арестовали Доброва…
Женщина ахает, опускается на стул, руки плетью повисли вдоль тела.
— За что?
Немного отдышался и теперь уже спокойно:
— Если у вас еще остался овес… Его немедленно спрячьте… Лучше выбросите.
Лицо становится белее мела, руки трясутся.
— Я как чувствовала. Значит, он это, — не смеет выговорить то страшное слово. — И Яна тоже… Ей не нравилось, что он это…
— Ну, побегу.
— Как это случилось? — губы запрыгали у Эйжбеты Даниловны, вот-вот разревется.
— Потом. Я опаздываю. Может, вечером…
— Постарайся, — она спешит открыть мне дверь.
Бегу и думаю: оставил человека в таком состоянии. Вернулся, приоткрыл дверь и в щелочку:
— Не теряйте времени! — кричу.
— Куда ж мне его девать? Помоги, Петруша, а? — Держит в руках полупустой мешок.
Хватаю его, бегу вдоль забора туда, где мы с Яной отрывали доски, прячу мешок… Нет, высыпаю овес в ямку, загребаю снег ботинками. Мешок не знаю куда деть. Размахнулся и зашвыриваю его на сухое дерево.
