– Ума лишился? – яростно зашипев, набросился на него Лисица. – Гуляешь, как поп по майдану… с такими грошами!
– Так то не страшно, – небрежно отмахнулся шляхтич. – Вот если бы ссуду медью выдали…
Запорожцы дружно расхохотались. Еще свежа была в памяти история, как глуховский купец рассчитался с евреем-ростовщиком, заломившим несусветный процент, медными деньгами. Занятая им тысяча серебряных рублей при возврате с трудом уместилась на тяжелую подводу.
– Что дальше, брат? – спросил пан Ляшко у Данилы.
– Валим! – последовал лаконичный ответ.
– Платья бы заменить, – вмешался Лисица. – В наших портках далеко не ускачем.
Замечание было резонным. Вид богато разодетого купца с двумя безоружными холопами даже в этой корчме привлекал внимание подозрительных личностей, бросающих косые заинтересованные взгляды. На неспокойных трактах появление грабителей было гарантировано.
– Переоденетесь в венгерские кафтаны, – предложил пан Ляшко. – Я сойду за вельможу, а вы будете гайдуками – моей охраной.
– Добре! – согласился Данила. – Будем ждать тебя здесь, пока не раздобудешь все необходимое.
– Да где же, проше пана, я добуду платья? – изумился шляхтич. – Кони и оружие – то ладно, в укромном месте нас дожидаются. Но одежда?.. Лавки-то купцы закрыли.
– Ты, брат пан, не рассуждай, а выполняй! – неожиданно для самого себя отрезал Данила и, добавив металла в голос, приказал: – Кру-угом! Шаго-ом марш!
Бывший интендант панцирной конницы Войска Польского поперхнулся пивом и пулей выскочил из-за стола, машинально вытянувшись в строевой стойке. Наткнувшись взглядом на смеющиеся глаза товарищей, он привычно помянул дзябола, его родственников и, круто развернувшись, вышел из корчмы. Проводив его беспокойным взглядом, Лисица любовно прижал к себе тяжелый саквояж и спросил:
– А для чого ты в каждый пакунок поклал коровяк?
– Не люблю я их, – отвлеченно пояснил Данила.
– Кого?
– Страховые компании… банки.
Лисица мрачно усмехнулся: вспомнилась фраза товарища, что дерьмо – тоже деньги. Целую неделю, предшествующую сегодняшнему дню, они сколачивали деревянные ящики, забивая их старым тряпьем, и паковали в непромокаемую плотную парусину прошлогоднее сено. В каждую из посылок Данила засовывал несколько высохших коровьих лепешек. Тяжкий труд в пыльном заброшенном сарае на окраине Варшавы привел к логичному результату: страховщиков и банкиров Лисица теперь тоже ненавидел. Немного грел душу саквояж, уютно прижимающийся к боку казака.
