– Я вообще стараюсь не упускать тебя из вида. Слишком многое нам довелось пережить вместе.
Бетси тоже кивнула в ответ и, помолчав, спросила с надеждой:
– Ты мне поможешь?
– Разумеется, – подтвердил Лоуренс. – Но у меня здесь свое задание. Поэтому, чтобы не демаскироваться, я не смогу находиться непосредственно рядом с тобой. Только поблизости.
– Спасибо! – с чувством пожала ему руку девушка.
Трель телефонного звонка разбудила ее среди глубокой ночи.
Проводив Перси, она долго не могла заснуть. Хотя цэрэушник и успокоил ее, но лишь отчасти. Кто знает, что может прийти в голову этому маньяку Федерману? А вдруг он как раз в это время пытает Хоакина?
Бедный парень. Лишь совсем недавно он пережил ужас нападения злобных кровососов джумби…
Заброшенный ацтекский храм посреди непроходимой сельвы.
Четыре фигуры, облаченные в черные балахоны, поднимают на руки Хоакина и торжественно возлагают на плоский камень-стол, находящийся в центре зала. Снимают с парня одежду и привязывают его руки и ноги к каменным кольцам, расположенным по углам «стола».
Юноша практически не сопротивляется. Даже ни разу не попытался шевельнуть ногой или рукой. Возможно, он находится в глубокой прострации, вызванной отчаянием и сознанием безнадежности ситуации? Или «черные» незаметно угостили парня неким дьявольским снадобьем, притупляющим силу воли?
В этих ритуалах есть что-то возбуждающее, притягивающее, как магнит.
Возможно, так действует вид обнаженного юношеского тела, распятого на «столе». Ей уже давно не доводилось видеть такого физического совершенства. Рельефные мышцы груди и живота бугрятся под гладкой кожей оливкового цвета. Сильные мускулистые руки и длинные стройные ноги словно вырезаны из мрамора.
Отчего-то вспоминается святой Себастьян. Вот именно так запечатлевали его на своих полотнах многочисленные художники. Совершенное тело атлета с впившимися в него стрелами. И на лице не мука, а экстаз.
Никакой разницы. Разве что Хоакин не стоит привязанным к столбу, а возлежит на смертном ложе. И нет торчащих из тела стрел.
Главарь чернобалахонников склоняется над каменным столом. Припадает губами к груди беззащитного юноши и осторожно прокусывает кожу. Выступает несколько капель темно-алой влаги. Оборотень слизывает их языком…
Назойливая муха звенит прямо возле самого лица. Мешает смотреть, отвлекая от жуткого, завораживающего действа.
Пошла прочь!
Прочь, кому сказано!
Элизабет открыла глаза.
Ах, это был всего лишь сон. А звенит не муха, а телефон на тумбочке у кровати.
