Новое задание было из той же оперы на запредельную, мифическую тему.
Ладно, посмотрим.
А это письмо от кого же?
Конверт какой-то помятый, неаккуратно заклеенный. И запах странный. То ли бензин, то ли гарь.
«Леди!
Если хотите видеть своих друзей живыми и здоровыми, то доставьте двести тысяч долларов США наличными в Боготу не позднее следующего воскресенья. После прибытия в столицу остановитесь в гостинице «Каса Данн Карлтон» и зарегистрируйтесь под своим именем. С вами свяжутся.
И не вздумайте обращаться в полицию. В противном случае вы больше никогда не встретитесь с господами Крюгером и Думкопфом.
Сеньор Крюгер посылает вам пламенный привет.
Адьеос».
К письму прилагался небольшой обрывок бумаги, на котором неровным почерком Адама были написаны по-немецки всего два слова:
«Они существуют».
Что имел в виду немецкий археолог? Уж не легендарные ли сокровища муисков?
От размышлений Бетси отвлекла еще одна бумага, которую девушкаа сначала не заметила.
Надо же. Телеграмма. Срочная.
Распечатала, пробежала глазами и… не сдержала нервного смешка.
Нет! Только не это!
«Встречайте аэропорту завтра.
Германгильда».
Господи! Никак тетушка решила припожаловать. Это был фортель как раз в духе графини Германгильды Клюге фон Клюгенау: примчаться за тридевять земель, через океан, чтобы устроить личные дела племянниц как раз накануне своей собственной свадьбы!
Бетси лихорадочно посмотрела на дату отправления телеграммы. Она была датирована… вчерашним числом.
Вот ужас-то!
«Который час? Силы небесные!»
Самолет с теткой на борту должен был приземлиться в аэропорту Бенито-Хуарес полтора часа назад.
«Теперь точно все отправятся в концлагерь».
Это было любимое выражение «последней валькирии Третьего Рейха» (как звала Германгильду мать Элизабет, недолюбливающая немецкую родню).
Мисс МакДугал потянулась было к колокольчику, но тут в комнату пулей влетела Труди. На брюнетке не было лица. Серые глазищи превратились в два чайных блюдца. Маленькие острые грудки бурно вздымались под топиком.
– Т-ты предс-представляешь?! – задыхаясь, заорала немочка с порога. – Здесь! ОНА!
Это «она» было произнесено именно так: все три буквы получились заглавными. Не понять было невозможно. Речь шла, конечно же, о милой опекунше баронессы Регентруды фон Айзенштайн.
– Спрячь меня куда-нибудь! – вопило чадо. – Она же меня просто сожрет с потрохами и не подавится!
– Это кого ты имеешь в виду?! – раздался с порога спальни трубный рык. – Неблагодарное существо!
