(Лк. 15, 7). Погибающие братия и сестры! возвратитесь с пути погибели к Отцу Небесному.
Покайтеся, приближи бо ся Царствие Небесное (Мф. 3, 2).
Как хорошо побеждать страсти! После победы чувствуешь такую легкость на сердце, мир и величие духа!
В этом веке мы согрешаем непрестанно, и между тем до того самолюбивы, что не хотим переносить никакого обличения, особенно пред другими; но в будущем веке прегрешения наши будут обличены пред всем миром. Памятуя это судилище ужасное, да переносим во смирении и незлобии обличения здешния, и да исправляемся от всех наших недостатков и грехов; особенно, да терпим обличения от начальников, а их да вразумит Господь не по злобе обличать, но с любовию и духом кротости.
Внимай: за очищение своего сердца от грехов ты получишь бесконечную награду — Бога узришь всеблагого Создателя своего, Промыслителя своего. Труден подвиг очищать сердце, потому что соединен с большими лишениями и скорбями, зато награда велика. Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят (Мф. 5, 8).
Как мы быстры на зло и медленны на добро! Вот я хочу быть добрым к врагу и выразить на деле свою доброту, но прежде чем я успею в сердце сделаться добрым, я уже зол, уже огненная стрела злобы палит мои внутренности; хочу быть терпеливым, но прежде чем я утвержу сердце в терпении, я делаюсь раздражителен, нетерпелив; хочу быть смиренным, но сатанинская гордость нашла уже во мне просторный уголок; хочу быть ласковым — между тем, когда нужно показать ласку, я оказываюсь грубым; хочу быть несребролюбивым и щедрым, но сребролюбие и скупость при малейшем поводе, как голодные и рыкающие львы, уже требуют себе пищи; хочу быть простым, доверчивым, но лукавство и сомнение уже гложут мое сердце; хочу быть степенным, сосредоточенным и благоговейным в служении Вседержителю, но легкомыслие и сердечная невнимательность уже предварили меня; хочу быть беспристрастным, воздержанным в пище и питии, но, когда увижу приятную пищу и питие и сяду за стол, я, как невольник, увлекаюсь своим чревом в приятный плен, легко позволяю себе съесть и выпить больше, чем сколько требует моя природа: жадность и невоздержание опять предваряют и пересиливают мое желание быть равнодушным к пище и питию. Я подобен тому расслабленному, который тридцать восемь лет лежал на одре своем и сколько раз ни приходил к овчей купели, исцелявшей всякого, кто первый опускался в нее после возмущения воды ее Ангелом, — ин прежде его слазил
