Я чуть заметно покачал головой.
— Может, какая-то часть тела не двигается?
Подобный вопрос наверняка бы рассмешил, если бы я помнил, как нужно смеяться. В тот момент не двигалась ни одна часть тела. Пожалуй, только пальцы, и то лишь ценой огромных усилий.
Затем началось неприличное ощупывание: незнакомец трогал щеки и шею, оттягивал веки, чтобы заглянуть в глаза, а под занавес раскрыл рот, пытаясь осветить горло фонариком, причем не специальным, медицинским, а либо полуметровым «Мэг-лайтом», который Пен хранит под раковиной, либо чем-то не более подходящим.
— Пошел в задницу! — сказал я или только попробовал и, вероятно, не смог, потому что круглолицый парень вел себя как ни в чем не бывало. Он куда-то ушел, затем вернулся, затем еще раз ушел… В конце концов он положил свою сумку на пол и сел рядом со мной.
— Свежие повреждения есть? В смысле, раны, недавно полученные раны?
На общение доктора и пациента обычно распространяется медицинская тайна, значит, говорить можно.
Увы, зубы стиснулись так крепко, что никак не желали разжиматься. «Сейчас, сейчас выдам связное предложение», — думал я, но зубы на блеф не поддавались, и ничего не вышло. Мне удалось лишь чуть заметно скоситься в сторону левого плеча. Намек слабейший, но доктор догадался. Распахнув на груди тренч, он расстегнул верхние пуговицы рубашки, оттянул ее вниз, увидел рану и коротко кивнул.
— У вас инфекция. Придется…
Да неужели? У голоса появилось свистящее эхо, как у струн дешевой гитары, и он превратился в трепещущую на ветру ленту. Малейшее дуновение посылает импульс от одного конца к другому — похоже на взмах хлыста в режиме замедленной съемки. Достигнув противоположного конца ленты, звуковой сигнал растворился в тишине.
* * *
Когда я очнулся, во рту было сухо и саднило так, словно отделочных гвоздей наглотался. Попробовал заговорить, но к лицу прижималось что-то холодное и влажное. Высунув язык, я слизнул несколько капель. Боль немного ослабла, а вместе с ней ослабло и сознание…
Следующим, на что откликнулось сознание, стал марш «Полковник Боги», который кто-то исполнял с помощью автомобильного клаксона. Какую песенку пели под него в тридцать девятом? «У Гитлера всего одно яйцо?» Интересно, откуда взялась эта история? Кто-то заглядывал фюреру в штаны и проверял?
Тут изо всех дыр хлынули воспоминания, и я сел резко, как ужаленный. Хм, я в своей комнате, в постели, окно открыто, а за окном — вот ужас! — сгущаются сумерки!
