- Егорыч, запиши оскорбление служителя порядка нецензурными выражениями в общий список подвигов этой бабенки, - ядовито улыбаясь арестантке, сказал лейтенант; он был очень доволен собой и с нескрываемым удовольствием разглядывал кровавый след своей маленькой мести на лице изрядно надоевшей ему девицы.
И Стикса, и Женю обыскали, забрали все посторонние предметы, включая часы и содержимое карманов, после чего девушку отвели в камеру.
- Осторожнее с этой вещью, пожалуйста, - попросил Стикс, отдавая дежурному свои громоздкие наручные часы с темно-синим циферблатом в обрамлении толстого, резинового браслета. - Она дорога мне как память.
- Да ничего с ними не случится, просто формальность, - отозвался пожилой милиционер, внося часы в графу разложенного перед ним журнала. - Вернут, когда будете отсюда выходить, нам чужого не надо.
- И как долго меня здесь продержат? - поинтересовался Стикс, когда дежурный закончил заполнять бумаги.
- До утра как минимум, пока не придет следователь, - ответил Егорыч, покосившись на повисшую на решетке Женю, которая продолжала кричать что-то малоразборчивое на тему превышения полномочий со стороны правоохранительных органов. - Сумасшедшая баба, - пробормотал он себе под нос и вздохнул.
- Могу я сделать один звонок?
- Кому? - собеседник насторожился.
- В посольство, конечно же, - Стикс усмехнулся, глядя на дежурного сверху вниз.
- А… шутить изволите, молодой человек, - махнул рукой тот и протянул ему только что изъятый "мобильник", - только недолго, - добавил он и занялся своими делами, оставив собеседника наедине с трубкой.
- Хорошо.
Телефонный разговор длился всего несколько минут, после чего Стикс безропотно отправился в отведенное ему на эту ночь место пребывания за железной решеткой.
"Столько энергии пропадает зря", - думал он, косо глядя на не унимающуюся девушку, которая была заперта в камере напротив. Его серые глаза сузились, превратившись в холодные, сверкающие в темноте щелки.
Там, куда его посадили, были и другие люди, но они не привлекали его внимания, оставаясь лишь серой, однородной массой на фоне обшарпанных бетонных стен. Он даже не запомнил их лиц, только одно общее выражение ожидания в глазах… и все.
Женя тоже оказалась не одна, к моменту ее прихода в камере уже находились две разбитного вида девицы, принадлежность которых к "древней женской профессии" не оставляла сомнений. Однако ни одна из них не решилась заговорить с явно ненормальной новенькой, продолжавшей скандалить и ломиться сквозь решетку с такими яростью и напором, что многим становилось не по себе. До поздней ночи все, кто по воле судьбы оказался в этом малоприятном месте, были вынуждены слушать Женин "концерт". Уговоры дежурного на нее не действовали, как, впрочем, и его угрозы, даже удар дубинкой по решетке, вызвавший громкий металлический гул, не произвел на девушку должного впечатления. Замолчала она лишь когда уставшее и измученное последними событиями прошедшего дня тело наконец взяло верх над бушующими эмоциями, и девушка погрузилась в недолгий, беспокойный сон, повалившись на нары возле стены. Иногда она вскрикивала и поднималась, снова что-то бормотала и вновь ложилась спать. К счастью для окружающих, скандала Женя больше не устраивала, и каждый из присутствующих получил возможность погрузиться в собственные мысли до утра.
