- Что это у тебя было в руке, когда ты вошел? - уже после спросил отец.
- А, ничего, - ответил Енс.
ДЕСЯТЫЙ ДЕНЬ, ВОСКРЕСЕНЬЕ
Воскресенье. Десять часов утра. Люди, одетые в черное, направляются в церковь, а колокола все звонят и звонят, будто этим звоном хотят обратить в прах весь город.
Вот было бы здорово!
Мальчик стоит в переулке и смотрит на раскачивающиеся колокола. Каждые пятнадцать минут своим звоном созывают они в божий дом людей, одетых в черное. Каждый раз, когда они отзвонят, а звук, стиснутый узкой улочкой, еще плывет между домами, четыре вороны взлетают с деревьев и располагаются на колокольне. Но стоит колоколам ударить - и испуганные птицы разлетаются в стороны, но всякий раз возвращаются, стоит только стихнуть этому оглушительному трезвону. Неужели они так быстро забывают, эти птицы?
За окнами в красных глиняных или латунных горшках растут беззаботные растения, их поливают, а они просто растут и растут и никого не огорчают. Совсем как Рикард.
Рикард спросил, не хочет ли Енс прогуляться. Не у всякого есть брат на шесть лет старше, который спрашивает тебя, не хочешь ли ты с ним прогуляться. И Енс ответил, что, конечно, хочет. Потому он здесь и стоит.
Он стоит и размышляет: сказать или не сказать обо всем Рикарду? А что, это мысль. Пойти погулять с Рикардом и по дороге признаться и попросить Рикарда все уладить.
Нет, это было бы трусостью. Рикард всегда так радуется, когда приезжает домой. Рикард - молодец. Он - родительская гордость.
Но ведь и Енс - гордость. Был.
Колокола вновь закачались. Еще страшнее теперь звон, словно колокола решили разрушить этот грешный мир. Понемногу они начинают спотыкаться. Все чаще и чаще бьют вразброд. А потом снова бьют все вместе и слаженно. И левый колокол все время опережает правый.
Нет, он не может признаться Рикарду. И потом, история стала такой длинной, что, если попытаться правдиво рассказать ее, потребуется много времени. А ведь главное - успеть рассказать все, прежде чем увидишь выражение их лиц, успеть до того, как они вынесут свой приговор.
А история такая длинная.
И уж больше весь день ни о чем другом говорить не будут.
Теперь все так осложнилось, все так запуталось - он хорошо это понимает, - скорее всего, его осудят еще суровее, чем он того заслужил. Хотя заслужил он достаточно. Все так неудачно обернулось: каждый день тянул за собой следующий, и его поступок обрастал, как корой, ложью, и теперь самое главное - заставить их понять это.
