Для далийцев лихорадка-тау была довольно обычной болезнью, иногда ею болели и земляне на стигмийской базе, но она легко излечивалась самыми простыми средствами. На этот раз все обстояло иначе. Против нового штамма тау-риккетсии, вызвавшего эпидемию, оказались бессильными самые современные комплексы лечения. Быстро распространяясь, лихорадка охватила весь старт-спутник, и эпидемиологам пришлось прибегнуть к древнему, но достаточно эффективному средству — установить на базе жёсткий карантин.
Лобов оказался в числе немногих счастливчиков, обладавших природным тау-иммунитетом, и после скрупулёзной проверки ему разрешили наконец покинуть старт-спутник и перебраться в жилые районы базы. Он это и сделал, пожелав скорейшего выздоровления своим друзьям и товарищам по работе — Алексею Кронину и Климу Ждану, которых лихорадка-тау, увы, не пощадила. Опасности для жизни эта лихорадка не представляла, но через каждые 14–17 часов в соответствии с биологическим ритмом самой тау-риккетсии у человека подскакивала температура, возникало ощущение странной пухлости всего тела, исчезала чёткость восприятия мира и стройность суждений. Через час-полтора состояние больного само собой приходило в норму, и до следующего приступа он чувствовал себя совершенно здоровым человеком.
Пока сердитые медики — а они всегда бывают сердитыми в разгар эпидемий — мучили Ивана бесчисленными обследованиями, патрульный корабль «Вихрь» доставил на стигмийскую базу группу крупнейших эпидемиологов для детального изучения необычайной живучести лихорадки и разработки радикальных мер борьбы с нею. На «Вихре» прибыл старый друг Лобова начальник лётной службы галактических исследований Всеволод Снегин. И вместе с разрешением покинуть старт-спутник и перебраться на жилую станцию базы Лобов получил от Снегина дружескую записку с предложением встретиться вечером в кафе клуба космонавтов.
— Рад тебя видеть, — сказал Лобов, поудобнее устраиваясь за столом. — Когда мы встречались последний раз, год назад?
— Если исключить встречи по лонг-линии и видеофону, то около того.
Разливая крюшон по бокалам, Снегин поглядывал на товарища с некоторой завистью.
Совсем недавно и он был лихим командиром патрульного корабля. Его «Смерч», как и лобовский «Торнадо», ходил на самые ответственные и опасные задания. Между экипажами этих кораблей шло своеобразное соревнование, у каждого корабля были свои поклонники, которые близко к сердцу принимали все их успехи, а особенно неудачи. У Снегина было больше дерзости и предприимчивости, Лобов был осторожнее, но в ответственные минуты решительнее и надёжнее. Командиры симпатизировали друг другу, но их отношения отличались той сдержанностью, если не сказать официальностью, которая держит людей на расстоянии.
