— Держу на прицеле, — послышался в пикофонах торопливый доклад Кронина.
— Спокойно, не торопись, — тихо сказал Лобов, озадаченно вглядываясь в чудище, вдруг возникшее перед ним.
Это была неуклюжая человекообразная фигура с металлическим туловищем, круглой головой, утопленной в могучие плечи, и длинными руками-сочленениями. «Робот, — мелькнула мысль, все-таки робот! Но кто это, хозяин или слуга океанских жителей?»
— Не бойтесь, — сказал робот по-иллински, — я не причиню вам вреда.
— Это не так просто — причинить мне вред, — сказал Лобов, пряча пистолет.
Он уже был спокоен, в любое мгновение гравитационный импульс, посланный Крониным, мог превратить это чудище в пыль.
— Знаю, — ответил робот, — вы обогатили наш мир на века.
Он помолчал и спросил строго:
— Зачем вы здесь?
— Мы прибыли на Иллу как друзья, — дипломатично ответил Лобов, разглядывая своего удивительного собеседника.
— Я спрашиваю не о том. Обрыв — священное место. Здесь никто не бывает, кроме иллинов, час которых пробил. Зачем вы здесь?
Лобов молчал, собираясь с мыслями. Вот как, священное место! Место, где иллины, час которых пробил, бросаются в море. И ведь похоже, что они делают это добровольно! Может, это своеобразный акт протеста, вроде самосожжения земных буддистов? Может быть, религиозный культ, в основе которого — однообразие лёгкой жизни? А может быть, жертва по жребию, которую нельзя не принести?
— А вы зачем здесь? — ответил Лобов вопросом на вопрос.
— Я на посту. Я охраняю своих детей и родителей.
— Каких детей? — не понял Лобов.
— Разве вы не знаете, что иллины наши дети? — с ноткой любопытства спросил робот.
У Лобова в голове был сплошной туман и каша.
— Так, — сказал он вслух для того, чтобы сказать что-нибудь, — иллины — ваши дети. А родители?
— Они наши дети и наши родители. Наше прошлое и будущее. Наше счастье и наша смерть.
Кроется ли какой-нибудь смысл за этими туманными фразами, полными неразрешимых противоречий? Или это религиозные формулы, которыми прикрывается отвратительная нагота смерти? Да, люди много веков прикрывали жестокость мёртвым саваном религиозных формул.
— Я вижу, вы не понимаете меня. Мы догадались, вы одностадийны.
Лобов поднял на робота удивлённый взгляд.
— Да, одностадийны, — повторил робот, — вы человек. Вы родились человеком и умрёте человеком. А я атер, но умру я иллином.
Лобов смотрел на псевдоробота в немом изумлении.
— Я атер, — продолжал робот, — я живу в океане. Воздух для меня смертелен, как для вас пустота. Сейчас меня защищает скафандр. Уже пятьдесят два года я живу в океане. Я строю машины, которые на мелях океана возделывают почву, сеют и собирают урожай. Я люблю свою работу, люблю движение и поиск мысли, радость творчества. Но мне мало этого, меня тревожит и зовёт будущее. Во сне я часто вижу небо, зеленую траву и огни цветов, всем телом ощущаю ветер, дождь и воздушную лёгкость бега. Я вижу себя иллином. — Атер ненадолго замолчал. Лобов ждал затаив дыхание, пелена непонимания медленно спадала с его глаз.
