Пастухов. — Позже.
Костенко. — Точно?
Пастухов. — Абсолютно. Когда я отрезал, она как-то съежилась и сказала, что, мол, все это ерунда, выбрось из головы, и попросила «Цимлянского»…
Генерал заметил:
— Видимо, хахаль сидел не за соседним столиком, а в стороне, бутылка была у них сигналом тревоги.
— Я тоже так считаю.
— Значит, ваша версия о золоте — абсолютна.
— Тем не менее это, по-прежнему, версия, доказательств пока нет.
— А что Жуков? БХСС работает в Магаданском «Центроприиске»?
— Там полный порядок, никаких недостач.
— У Петровой могли быть данные, где наиболее активно разведуют новые золотоносные жилы?
— Предположительно — наверняка. Доказательств — никаких.
«Костенко. — Она чем-нибудь мотивировала свою просьбу, товарищ Пастухов?
Пастухов. — Желанием переехать в Адлер, купить там дом, обзавестись, наконец, семьей.
Костенко. — А почему именно в Адлер?
Пастухов. — А там живет ее первый мужчина. Она была в него влюблена, а он женился на другой, она это очень тяжело переживала.
Костенко. — Фамилии не помните?
Пастухов. — Нет. Он работает главбухом в рыбкоопе, это она мне рассказывала.
Костенко. — Перед тем как идти в кафе?
Пастухов. — Нет, у тети на дне рождения.
Костенко. — Имени тоже не помните?
Пастухов. — Нет… Леша… Или Леня… Нет, точно не помню…
Костенко. — Письма ее у вас есть?
Пастухов. — Конечно.
Костенко. — Письма тоже захватите.
Пастухов. — Хорошо. Если вы сделаете мне полет в Москву, по гроб жизни буду благодарен, девятый месяц в рейсе…»
— Незачем его в Москву тащить, — сказал генерал. — Помяните мое слово, он к вам выйдет на связь, припомнит что-нибудь. Ерунду какую-нибудь припомнит… С Адлером успели связаться?
— Еще нет.
— Поручили бы Тадаве.
— Он на ветеранах и архивах, Игорь Иванович.
— Что-нибудь есть?
— Пока — мало.
— А это хорошо. Не люблю, когда в руки плывет информация, значит, потом сработает закон подлости, все оборвется. Ну счастливо вам, Владислав Николаевич, я поехал домой.
— Я тоже.
— Но вы ведь дежурите по управлению! — генерал удивился.
— Меня подменят до двенадцати. Я должен быть на поминках Левона Кочаряна.
— Режиссер?
— Да.
— По-моему, лет десять назад умер?
— Да.
— Помню…
— А я забыть не могу, — усмехнулся Костенко. — Экая ведь разница словесная: «помню» и «не могу забыть».
— В добрый час, поклонитесь его родным… И — не в порядке подстегивания, Владислав Николаевич, — поднавалитесь на дело еще круче: завтра меня вызывает руководство для отчета. Вашим Милинко интересовались уже три раза. Я полагаю — писем много идет из Магадана, люди требуют найти ворога, а вы… а мы пока что молчим…
