— Спасибо. А соображение у меня есть…
— Пожалуйста.
— Каким оружием ликвидировать участников операции?
— Немецких изменников или ваших подопечных?
— И тех и других.
— Первый вопрос — не ваша компетенция, с участниками операции уже работают, у них русские ножи, русское оружие… У вас будет немецкое оружие. Убирайте ваших выстрелами из автомата, с контрольным, повторным выстрелом — гарантия смерти должна быть абсолютной.
— Так если я в деревенском доме одного пристрелю, другие всполошатся, думы-то у всех одинаковые…
— Далеко не у всех. Вопрос, подобный тому, который вы задали мне — по поводу вашей дальнейшей судьбы, — ни у одного из отобранных для операции не шевельнулся в голове. И потом два моих офицера будут создавать шумовой эффект, стрелять постоянно… Хочу еще раз предупредить: поскольку вы отвечаете за свою пятерку — никаких улик не должно остаться, ничего немецкого не должно быть с ними, никаких, словом, следов. Проверьте даже резинки в кальсонах — немецкие ли…
— Русские кальсоны на резинке не одевают. У нас на пуговице.
— Ну тогда я спокоен за успех дела, если вы так четки в мелочах.
Операция действительно прошла успешно, выступил Геббельс:
«Красноармейские варвары убивают немецких женщин и детей по заданиям своих комиссаров».
…Старуха Потанова, которая «просигналила» о картежниках, встретила Костенко настороженно.
— Она глуховата, — пояснил Жуков, — и потом к ней всегда сержант в форме ходит, участковый, она штатским не верит. Громче с нею говорите и удостоверение достаньте, она это любит.
Красный кожаный мандат с гербом и золотыми буквами «МВД СССР» действительно оказал на старуху моментальное действие. Она пригласила гостей в комнату, сунула недоштопанные чулки под подушку, смахнула со стола крошки на пол, обмахнула ладонью стул, подвинула Костенко, Жукову предложила табуретку.
— Матушка, — прокричал Жуков дурным голосом, — начальник по твоему сигналу из Москвы приехал!
— Из Москвы прилетают, — поправила его старуха тихим, вкрадчивым голосом: в отличие от иных, тугих на ухо, она говорила чуть что не шепотом.
— Я по поводу картежников, — прокричал Костенко.
Потанова, внимательно глядевшая на его лицо, увидела, видимо, как напряглись жилы на шее полковника — он кричал редко, с детства страдал ангинами, — усмехнулась беззубой, кошельковой улыбкой:
— А вы чего кричите, будто я глухая? Вы нормально со мной говорите.
— Вот змея, — заметил Жуков, — скучно ей…
— Чего? — спросила старуха, и лицо ее сделалось на какое-то мгновение растерянным — она не смотрела на Жукова, поэтому не смогла прочесть по губам его вопрос. — И ничего подобного!
