Странно, но это оказалось не просто. Неутоленное желание тянуло его — так же, как притягивало к этому дому самоубийцу — и некоторое время он бесцельно бродил по комнатам, как и тот, другой, бродил по улицам, не находя покоя. Вскоре он обнаружил себя в спальне смотрящим из окна — точно так же смотрел через этот же оконный проем тот, другой, мертвый. Уэнтворт бездумно постоял несколько минут, набираясь решимости. Он даже вскрикнул едва слышно — скорее, от внутреннего хаоса, а не от внешнего. У мертвеца были основания считать, что, бросившись вниз, он освободится от тирании, но Уэнтворт не был настолько глуп. Он понимал, что, бросившись на поиски правды, едва ли обретет хоть какую-то свободу. Остатки рассудка вопили, что этот путь ведет к помешательству, и потакание собственным вздорным прихотям ведет туда же. Инстинкт самосохранения настоятельно советовал сидеть дома; предчувствие, если не любовь, советовали то же самое. Он стоял, смотрел и прислушивался. Точно так же и на том же месте до него стоял, смотрел и прислушивался мертвец.
Где-то на холме прошелестели легкие торопливые шаги; луну скрыло облако. Именно тень и спровоцировала его; может, как раз сейчас они идут мимо его дома. Надо действовать, пока не поздно. Он вовсе не собирается следить за ними; он просто пойдет гулять.
Уэнтворт покинул комнату, спустился по бесшумным, быстрым ступеням своего воображения и вышел на иллюзорные улицы разыскивать своих фантомов. Он жаждал ада.
Да о чем тут говорить?! Человек просто отправился на вечернюю прогулку. Он шел по улице; неважно, что она вела к станции, неважно, что она пересекала улицу, по которой Адела должна возвращаться домой. Он — взрослый человек, достойный член общества, решил погулять вечерком. Он же не ребенок, который потерял игрушку и плачет, и не ребенок, который потерял игрушку и боится вспоминать о ней, и не ребенок, который потерял игрушку и старается вернуть ее, делая вид, что она ему совершенно не нужна. Обычно требуется немалое душевное усилие, чтобы уподобиться детям и признать, что такие мы и есть на самом деле. Но он-то был другим — он был взрослым и просто вышел на прогулку.
На перекрестке дорог, в скрещении мыслей, он стоял и ждал — просто дышал ночным воздухом. С острым, извращенным наслаждением он вслушивался в ночные звуки — вполне конкретные звуки. Свежий ветер гулял между холмами. Вот в отдалении остановился поезд, вот свисток перед его отправлением. Двое пассажиров прошли мимо; женщина что-то пожелала ему — не то доброго утра, не то доброй ночи — в растущем внутреннем напряжении он не ощутил разницы.
