То, что происходило на яхте и как шли дела по подготовке, абсолютно меня не устраивало. Работы было много, рук не хватало. Лысенко и Виталий, отдыхая по вечерам от своей кругосветки, выпивали большое количество сухого вина, активно привлекая к этому занятию безвольную и податливую часть команды. Но через пару дней, когда я «накалился» и готов был к тому, чтобы отрывать головы, произошли некоторые положительные изменения. Нашелся незнакомый, но, несомненно, добрый человек, который подъехал к стройке, где трудились Дима и Боцман, и сфотографировал их за этим занятием, зафиксировав тем самым факт нарушения законодательства Португалии. Этот факт произвел на них до того сильное впечатление, что они, побросав лопаты, моментально оказались на яхте. В тот же день Лысенко и Виталий, выкупив свою машину, ожидавшую их на штрафной стоянке, и оставив на яхте батарею пустых «гусей», незамедлительно рванули в сторону Парижа, надеясь там разжиться деньгами на бензин и продукты. Третьим положительным моментом стал приезд последних членов экспедиции. У меня был готов список всех дел по яхте, и процесс пошел. Работа кипела и прерывалась лишь криками Лены, звавшей на обед. Она не прекращалась тогда, когда был готов ужин, ее не могла остановить темнота наступившей южной ночи. Каждый вел свое дело и не желал ударить лицом в грязь. Мы с Димой обследовали мачты, отрегулировали талрепами натяжение вант, законтрили все соединения, завели паруса и шкоты. Болтаясь в беседке у топа мачты на 24-метровой высоте, я видел, как команда внизу красит, передвигает, привязывает под азартную музыку, долетавшую из рубки. Лена с Боцманом подвозили продукты на яхту. Коробок и мешков было столько, что Боцман забил ими всю ходовую рубку, и к вечеру мы потеряли возможность пробраться в кают-компанию. Боцман сиял, желающим он показывал ящик, полный литровых бумажных пакетов-«кирпичей» фантастически дешевого сухого красного вина.
День был заполнен работой, а ночь приносила мне страдания по поводу зыбкости нашего предприятия: уже сейчас я упирался в стену, стоящую где-то между Антарктидой и Австралией, откуда предполагалось наше безденежное существование. Я знал, что на том конце земного шара, где-то на полпути кругосветки, уже нечем будет платить за продукты, солярку, стоянки, возможные ремонты, визы. Приходящий день, наполненный работами, уводил от этих предчувствий, но по ночам я был в их полной власти.
