— Ну конечно! Ведь он же вместе со мной привез их из Франшара, — ответил за него доктор.
— Депрэ, — остановил доктора Казимир, — я ничего не прошу у тебя, как только одной милости: подержи ты некоторое время твой язык за зубами! Я намерен расспросить вот этого твоего маленького конюха кое о чем, и если ты так убежден в его невиновности, то ты смело можешь предоставить ему отвечать самому на мои вопросы. Итак, молодой человек, — продолжал Казимир, наведя свой монокль прямо на лицо Жана-Мари, — вы знали, что эти вещи могли быть безнаказанно украдены? Вы знали, что вас за это нельзя будет преследовать? Ну же, говорите! Знали вы это или нет?
— Знал, — сказал Жан-Мари почти шепотом.
Он сидел как на иголках, поминутно меняясь в лице, становясь поочередно то ярко-красным, то мертвенно-бледным, как меняющий цвета фонарь маяка. Он нервно ломал пальцы и глотал воздух, словно он задыхался или был близок к истерике. Словом, в глазах Казимира он представлял собою воплощенное сознание виновности.
— Вы знали, куда были убраны эти вещи? — продолжал свой допрос безжалостный инквизитор.
— Да, — вымолвил Жан-Мари.
— Вы говорите, что раньше вы были вором, — не унимался Казимир. — Но кто же поручится мне за то, что вы теперь перестали быть вором? Я полагаю, что вы могли бы, в случае надобности, перелезть через зеленые ворота, не так ли?
— Да, — еще тише прежнего ответил допрашиваемый.
— Ну, значит, ты и украл эти драгоценности! Ты сам это отлично знаешь и даже не можешь этого отрицать. Посмотри мне прямо в лицо! Ну же! Подними на мена свои воровские глаза и отвечай!
Но вместо всякого ответа Жан-Мари разразился страшным ревом и бежал из беседки. Анастази кинулась за ним, желая нагнать беглеца и обласкать и успокоить бедного мальчика, но уже на ходу она все-таки крикнула брату:
— Казимир, ты просто грубый, бесчувственный зверь!
— Да, братец, — сказал в свою очередь и доктор с легким упреком и известным чувством собственного достоинства в тоне голоса, — ты позволяешь себе уж слишком большую вольность в данном случае…
— Что?.. Послушай, Депрэ, будь же ты хоть раз в жизни логичен, прошу тебя! Не ты ли телеграфируешь мне, чтобы я бросил все свои дела и ехал сюда к тебе для того, чтобы заняться устройством твоих дел. Я приезжаю, спрашиваю, в чем заключаются эти твои дела, и ты говоришь мне: «Меня обокрали, укажи мне вора!» Я нахожу этого вора, указываю тебе на него, как ты того хотел, и говорю тебе: вот он! Ты, конечно, вправе быть недовольным и раздосадованным тем, что все именно так вышло, но ты не имеешь решительно никакого основания упрекать меня в чем-либо или возмущаться моим поведением.
