Часто Торайым оставалась на мельнице одна даже ночами, ничего не боялась. Она наполняла чанак доверху, ложилась на мешки и, закрыв глаза, прислушивалась к окружающим звукам. Шумела, плескалась вода в широком желобе и на лопастях колеса, ровно, монотонно гудели жернова, поскрипывал деревянный остов мельницы. Даже в полудрёме она чувствовала, когда кончалось в чанаке зерно и нужно было подсыпать.
Лежа на мешках, Торайым думала о своей древней мельнице — какая все же она интересная, о своем отце — какой он все-таки добрый, о самой себе — какая же она юная, но смелая и сильная. Чего ей больше всего хочется в жизни? Да, чего? Перед её глазами всегда вставала красная скала… Торайым поднимается на самую вершину — от высоты дух захватывает, она стоит, ни разу не покачнувшись, потом вскидывает руки и летит, летит над долиной, над всей землей. Люди смотрят в небо и показывают:
«Вон летит Сарыкыз! Дочь мельника. Её никогда не догонит смерть…»
Торайым не могла терпеть тех аильчан, которые говорили неправду, всякую напраслину или отлынивали от настоящего дела, бесцельно слонялись по дворам. Когда такие приходили на мельницу, начиналось представление: зерно засыпано в чанак, мука течет в чисто выскобленный ящик, и вдруг мельница, вздрагивая, останавливается.
— Что случилось, чон кыз(Чон. кыз — большая девочка.)
— Надо жернов править. Видите, не мука, а крупа идет.
— Ой, милая, пусть хоть крупа, только домели.
— Нельзя! Камни погорят.
— Да разве камни горят? Будь добра, не упрямься, домели,
— Мне мельница дороже вашей муки!
Торайым надменно вскидывала брови, со скрежетом захлопывала дверь и уходила — вроде звать отца, а сама тугаем пробиралась к небольшому, обрамлённому камышами озеру, где она почти каждый день с наслаждением купалась. Она там плавала, ныряла, и легкие волны расчесывали её густые волосы, закрывавшие всю спину. Искупавшись, сидя на берегу, в тени камышей, она, уединившись, смотрела на волны, наблюдала за солнечными зайчиками и была счастлива оттого, что появилась на этот многообразный и увлекательный белый свет.
Три вещи в долине Торайым считала кровно своими — мельницу, озеро и красную скалу.
Эта скала вошла в её жизнь давно, с той поры, когда она только начала понимать себя, землю, всю природу, встречавшуюся на пути. У предгорья, среди серых холмов, сглаженных ветрами, одиноко возвышалась скала из красного песчаника. Она четко выделялась на фоне далеких голубых горных вершин со снежными шапками, алела, прямо горела под солнцем, особенно по утрам, когда солнце всходило. Только в середине скалы, метрах в двадцати от подножия, зиял чёрный провал — то была пещера.
