Куда там Ромео и Джульетте. Хотя, с другой стороны, во времена Ромео и Джульетты не оформляли фиктивных браков с целью получения гражданства.
Я посмотрел паспорт и опустил его в карман.
– Э-э, – сказал Этибар.
– Еще раз скажешь мне «э-э» – рассыпешь свои коронки по асфальту. Где Русаков?
– Кто? – спросил Мамедов растерянно.
– Слушай, Эдик, я ведь русским языком говорю: где Русаков? Где сабля?
– Сабля? – переспросил он, и мне стало ясно, что про саблю он ничего не знает. Чуда не произошло, хоть мы, впрочем, и не особо надеялись. Мы не надеялись, но все-таки думали: а вдруг? Мне стало ясно, что про саблю он ничего не знает. Тем не менее я повторил:
– Где сабля? Я точно знаю, что ты ее дома хранишь.
– Слушай, начальник, – сказал он, – мамой клянусь: не знаю никакой сабля… да?
– Ты еще здоровьем мадам Гришуковой поклянись, – подсказал я.
– Какой мадам Гришуковой? – возмутился он, а я злорадно подсказал:
– Твоей горячо любимой «супругой» Гришуковой Жанной Револтовной, одна тысяча
девятьсот сорок девятого года рождения… Ты что же это, Эдик, «супругу» забыл?
Мамедов снова сглотнул, и его смуглое лицо побледнело, черные усы и щетина на щеках обозначились контрастней. Он явно не понимал, что происходит и чего от него хотят… А мне, собственно, именно это было и нужно.
– Плевать мне на твою «супругу», Эдик, – сказал я. – Плевать… Мне нужна сабля. Ну – где хранишь: в шкафу? На антресолях?
– Какая сабля? – снова возмутился он. Впрочем, его возмущение было пассивным, если можно так выразиться. – Зачем так говоришь, да?
– Значит, нет дома сабли краденой? – спросил из салона Ленька.
Мамедов посмотрел на него. Смотреть ему пришлось против низкого вечернего солнца, и навряд ли он что-нибудь толком разглядел – разве что темный костюм, светлую сорочку и галстук.
– Нет никакой сабли, – ответил он и даже приложил руку с трубой к сердцу. – Клянусь – нет.
– Хорошо, – сказал я. – Веди домой, сами посмотрим.
– Зачем? – насторожился он.
– Ты что – дурак? – спросил я, но вклинился Ленька из своей загадочной глубины салона:
– Не надо оскорблять гражданина, товарищ капитан. Он не хочет пускать нас в квартиру – не надо. Это его конституционное право… Верно?
Я кивнул, и Этибар-оглы тоже кивнул. Он слышал из салона некий начальственный голос, который вроде бы защищал его интересы, и поэтому он кивнул трижды. Я тоже еще раз кивнул и сказал Леньке:
– Верно, товарищ прокурор. А что же делать-то с ним?
– А что с ним делать? – переспросил «прокурор». – Если гражданин не хочет пригласить нас к себе, то, пожалуй, стоит нам пригласить его в гости. Для начала на десять суток по девяностой статье, а за десять суток я гражданину подберу уголовных дел столько, что на пожизненное хватит.
