Далеко в ночи — неизвестно где — трещал пулемет.
Чей он?
По небу стелились огненные облака, звонили колокола, гудели пожарные трубы...
А в погребах и убежищах, в сараях и хлевах стучали сердца, стучали в такт с далекой пулеметной стрельбой...
Очевидно, восстали села.
— А, зверье! Настал ваш конец!
Эх, преждевременные восторги — на них порой падки и седые бороды. Нет, люди просто не хотят отчаиваться. Особенно женщины. Впрочем, женских кладбищ ведь нет...
Накова, жена кмета, не могла понять — просто никак не могла, ну никак: что это такое, в какие времена мы живем?
Она лежала на узком диване, подтянув колени к подбородку, прислушивалась к тяжелым шагам часового за дверью, смотрела на широкую спину супруга и кусала губы.
— Господи, господи! В какие времена мы живем!
Она чувствовала себя так, словно ее выбросили на улицу, словно ее пнули ногой... Конечно, без арестов не обойтись. Кто же это отрицает? Но арестовать кмета, арестовать его жену! Поистине, в какие времена мы живем?
Нако пыхтел:
— Не будь ребенком, Софка, не будь ребенком — пфе! Ищешь у военного ум — и человечность — пфе!
Ведь они, военные, всю жизнь имеют дело с деревенскими парнями. Муштруют их, бьют по зубам. И всегда в поле, на солнце... Мудрено ли, что у них мозги высыхают? А горбатого — знаешь — только могила исправит!
— Офицеру, Софка, только бы шпоры, конь да возможность рубить — вот и все!
Нако задыхался от обиды и гнева. Однако Софка его не слушала: всю жизнь он твердил одно и то же. Мысленно она объяснялась с начальником околии, с косоглазым. Как мог он усомниться в ней, даже в ней! «Сумасшедший, просто сумасшедший!» Конечно, понять его можно — от него сбежала Миче... Украли Миче... Миче Карабелеву... Украли после венца...
«А-а!»
Да, Софка понимала, что творится сейчас в душе косоглазого дьявола. Отнять Миче! Ведь такую женщину найдешь, пожалуй, только в гареме султана. Да, за такую женщину мужчина, настоящий мужчина, может поджечь мир со всех четырех сторон!
Жена кмета задумалась. Гм, Сотир, начальник околии, вероятно, считал, что он уже подавил волю Миче... что она в его руках, ха-ха! А вот на тебе! Нет, не всякий может это понять, не всякий... Сотир запрокидывал голову Миче, будто собираясь резать, и рвал на ней одежду... В этом что-то такое, что-то такое... не каждому это доступно... Но она, Софка, понимает... Ей даже нравилось это... И, она сочувствовала косоглазому.
