Марга, служанка, рассердилась:
— Увидишь его, как же! Иди поищи на дне Марицы...
Боже господи, что досталось старой барыне на склоне лет! Уже целую неделю мучается, у-у-у...
Марга заплакала. Она плакала, разумеется, о молодом хозяине, о Сашко Карабелеве — ведь она его вынянчила, на руках таскала, господи, прости его душу.
Музыка на дворе затихла, и из большого зала, где был накрыт свадебный стол, послышался голос посаженого отца невесты — полковника. Начались тосты.
Дом онемел. Потом за другим столом, около кухни, поднялся Миндил. пристав.
— Встать! Пью за здоровье его величества царя! Да здравствует царь! Ура!
Пил и дед Рад, из Панагюриште[3]. Пил — ему-то что. А потом, опустив очки на горбатый нос, зашамкал:
— Много народу побили... Даже ребятишек, что в школу еще бегали. Тц, тц... Зачем это, а?
Пристав встрепенулся: как зачем?
— Чтоб поумнели. Чтоб помнили. Чтоб каждый себе на носу зарубил.
И пристав подкрутил ус. Потом взглянул на свой орден за заслуги — ему ли не знать, что для чего?
Но дед Рад, — или уж совсем из ума выжил, или вино его разобрало, — тоненьким голоском проговорил:
— Погоди, погоди... Посмотрим, что завтра будет...
Женщины так и замерли с разинутыми ртами, не дожевав. Миндил же подбоченился — к бою готов. Но дед Рад все качал головой, словно сам с собой разговаривал.
— Мы здесь свадьбу справляем, а его труп собаки грызут на берегу Марицы... Труп моего крестника, говорю я, Сашко Карабелева.
Рот Миндила искривила усмешка:
— Эй, старый дурак, ты меня читать учил, но лучше помолчи, чтоб не пришлось потом зубы по полу собирать.
Ха, выдумал!.. Сашко Карабелев закупает табак в Кырджали. Вчера от него телеграмма пришла. Если б что-нибудь с ним случилось, разве полковник и начальник околии стали б сегодня свадьбу играть?
— Не давайте пить старой перечнице, он уже не знает, что несет!
А дедушка Рад сдвинул потертую шапку на затылок и вздохнул:
— Знаю я-а-а... На базаре меня уважают, там я все узнаю!.. Да это уж всем видно, как на ладони. Схватили Сашко Карабелева вместе с другими. Схватили и — хоп в кутузку. А на другой день их и прикончили. Это уж точно — прикончили. Мне похвастался тот самый, который убивал. Сунул это он руку в карман и вынул... сперва невдомек мне, что такое... А была то кожа, кожа с лица его, с лица моего крестника, Сашко Карабелева... Как есть его, и усики, и брови... Ободрали его, как ягненка. А это для чего, а? Для чего-о-о?
Дедушка Рад разрыдался. Пьяный! Но все равно язык за зубами надо держать. Для чего тогда и зубы, если не для таких времен, как нынешние.
