— Брата моего — убитого — вижу — живого.
Студентка вскрикнула:
— Молчи-и!..
А-а! Теперь у всех так. Мертвые, как живые, день и ночь, всегда, стоят как живые перед глазами!..
— Перебили их, товарищ! Звери, звери: Жизнь опустошили! И пусто кругом, мертво!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Эх вы, белые, белые сентябрьские ночи!
Миче молчала. Дни и ночи молчала, то были страшные, грязные, гнусные дни и ночи.
А теперь заговорила. Развязались узлы ее души.
Маленькая студентка лежала ничком и плакала. Но Миче хотела, чтоб ее слышали. Чтоб все ее слышали!
— Кто познал позор, кто испытал эту гнусность, пусть слышит: они сильней всего на свете!
Позор и гнусность нависли над вселенной. О, они заслоняют луну, они выше солнца...
— А-а! Но мои счеты с миром кончены! Совсем, совсем.
Миче уже умыла руки и ничего больше не боится. Ничего!
— Знаешь, сестра, теперь я могу пойти совсем голой! Да, да. Перед всеми. Среди бела дня и перед всеми — голой!
...Бедная! Бедняжка, милая! Да, она не вынесла своего страшного удела. Студентка все еще плакала, и слезы ее падали на пухлые руки Миче. И та притихла. А потом схватила голову студентки, прижала ее к своему голому плечу и задрожала как лист.
— Я не запомнила твоего имени. Ничего. Но знай, со мной уже кончено: сегодня вечером они убили пристава.
— Ну, убили, и что? Столько народу перебили! — Студентка недоумевала.
— В нашем дворе — в заднем — в саду — когда мы бежали. — Убили его!
— Кого?
— Пристава.
— Пристава? Кто? За что?
— Когда мы бежали... Убили его. Иско и другой, они его убили!
— Правда? Того длинного, который раньше служил пожарным? Его?
Миче кивнула, и в ее глазах застыл ужас, словно она представила себя убийцей.
Студентка всплеснула руками.
— Браво!
И принялась расхаживать мелкими шагами по подземелью.
— Так им и надо, кровопийцам! Аа-а, мы их уничтожим, всех до одного! До единого!
...Да, они уничтожат всех кровопийц. Чего только не натворили эти убийцы, чего только не натворили! Но теперь они увидят.
Миче положила руки под голову. Голос студентки глухо отзывался под сводами подземелья.
Здесь, вероятно, была турецкая баня, в этом подземелье. Или, может быть, это остатки римских катакомб. Впрочем, все равно. А своды уже обваливались когда-то — теперь подперты балками... завалены камнем и песком... Да... И могут опять рухнуть... Хорошо бы...
Взгляд Миче скользил по прогнувшимся над ее головой черным балкам. А потом она их уже не видела. Перед глазами — покривившаяся груша в их саду... И пристав... Стоит подняв руки вверх — высокий, страшный...
