Тимур скривился от отвращения. Пробормотал:
— И как здесь спать?
Курц смело шагнул через порог, и его поглотила тьма. Не желая оставаться в одиночестве, Тимур последовал за ним. Но не успел он сделать и двух шагов, как уткнулся в спину своего спутника.
— В чём дело? — громко спросил Тимур.
В голосе Курца смешались напряжение и задумчивость:
— По-моему, мы тут не одни.
— А?
— Есть кто живой? — спросил Курц.
В ответ- тишина. И какой-то шорох.
Набрав в легкие воздуха, Курц зычно гаркнул:
— А ну отзовись! Обещаю- никого не тронем!
Снова шорох и как будто шепот. А затем раздался голос. Его обладателем была испуганная до смерти старушка. Срываясь на шепот, глотая звуки, она прошамкала:
— С-сынки, по-по-помилуйте бабку. Не… не бейте, молю…
Тимур непроизвольно захихикал, за что получил концом палки в живот.
— Успокойтесь, бабушка, — спокойно произнёс Курц. — Не ведали мы, что живёт здесь кто-то. Думали на ночлег устроиться.
Старушка вернула контроль над голосом и тихо спросила:
— Не местные вы, что ль?
— Да, бабуль. Путники мы. Три дня по лесу шли, думали под крышей переночевать.
— Диана, вылазь да зажги нам лампу, — попросила кого-то бабушка.
В темноте раздался шорох, а затем загорелся слабенький огонек. Возник он словно из воздуха. Фитиль просто взял и занялся слабым пламенем. А плавал он в плошке с маслом, которую держала на крохотных ладошках очень худая девочка. Создавалось впечатление, что огонёк горел прямо в её руках. Словно очень яркий светлячок плясал на ладонях.
Рядом с ней, на деревянном каркасе кровати, застеленном всякими тряпками, согнувшись в три погибели, лежала пожилая женщина. Не было ни одеяла, ни подушки. Первое заменяла какая-то рваная куртка, второе- завернутая в рубаху солома. На вид бабушке было лет сто, не меньше. Губы вваливались в беззубый рот, острый подбородок почти касался кончика изогнутого крючком носа, кожа- полу-прозрачная, вся в глубоких морщинах. Брови нависали над впавшими глазами. На левом- бельмо. Остатки волос пучками торчали во все стороны. Маленькое, иссохшее тело скрывалось под длинным, до пят, черным платьем.
Ребёнку было лет двенадцать. Волосы темные, очень короткие. Лицо худое, если не сказать изможденное, болезненное. Даже при слабом освещении хорошо заметно, насколько бледна её кожа. Девочка будто бы не видела солнца со дня своего появления на свет. Одета в серое платьице до колен и с открытыми плечами. Руки, ноги тонкие, длинные.
А вокруг настоящая нищета. Сквозь дырки в потолке видно звёзды, он перекошен. Стоять в полный рост у дальней стены просто невозможно. Доски пола подогнаны неплотно, между ними довольно большие щели, сквозь которые из подвала просачивается холодный воздух. Из мебели только две кровати друг напротив друга и низкий квадратный стол с пеньками заместо ножек. Повсюду лежат кучи рваной одежды, пустые мешки. Под столом сложена пустая глиняная посуда- несколько мисок, сковорода, чугунный котелок, пара чашек и ложек. Котелок погнут, все миски в трещинах. Пользуются ими, похоже, нечасто. Слева от входа свалена куча хвороста и дров. Справа стоит чугунная печка с ведущей на крышу трубой дымохода.
