Кривая улыбка и скошенное к переносице веко правого глаза показывали лишь тот непреложный факт, что Кобе решительно наплевать на всякие там “предупреждения”.А что касается уменьшения наличных денег.То это вообще для него, дескать, никакого значения не имеет.
На самом же деле все это непосредственно касалось его са-мого. Но он уже чувствовал, что ему уже до чертиков надоели эти дурацкие занятия в семинарии, где монахи говорят, монахи живописуют все прелести загробной жизни, о которой никто даже и сам Абашидзе не имеют ну никакого совсем представле-ния. А все это святоотеческое предание для него становилось каким-то пугалом, ограничивающим его всехотение знакомства с жизнью. Жизнь казалась ему теперь более широкой и интересной,чем скулеж в молитвословии и продолжительные бдения в храме,где постные лица упитанных монахов и преподавателей делают даже сам процесс службы похожим на разноголосое собрание раскра-шенных попугаев.
Единственно,что было ему жаль по настоящему,так это самих часов церковного песнопения. Лишь в песнопении он ощущал какое-то необыкновенный внутренний подъем, где все его су-щество как бы приподнималось на серостью и обыденностью той постной жизни,в которой он провел уже почти девять лет. Эта жизнь дала ему многое. Он научился и читать, и писать, и излагать свои мысли на русском языке, на котором говорило большинство. Он стал читать русскую литературу,смысл которой было само безбожие.Ну не безбожие,а такое состояние свободы внутри себя, которое отделяло его самого от религии.И при том так далеко, что имя Бога уже можно было призывать и с маленькой буквы. Вообще все религиозное уменьшилось в самых обыкновенных размерах и при том так сильно, что даже издание рукописного журнала на грузинском языке, которое он редак-тировал и уже почти считал себя конспиратором, было для него куда интересней, чем постоянное просиживание за семинарскими учебниками.
Он видел,что многие из его бывших соучеников,о которых он знал сам,или о которых ему рассказывали за воротами семина-рии, не потерялись в этой мирской жизни. Нашли себя и зани-мались интересной работой,от которой вовсе и не бедствовали. Им хватало семинаской грамоты,чтобы без особого физического труда зарабатывать себе на кусок и жить безбедной,то-есть не нищенской жизнью. И,что самое главное, учить других. Безгра-мотных и малограмотных. Если государство не брало на себя та-кой необходимости,и в самом Тифлисе,Батуми находилось мно-го таких,которые хотели быть более грамотными,но зарабатывая кусок хлеба для себя и своей семьи, этого им не удавалось, то появлялись бывшие семинаристы, которые по своему брались за дело. Это были люди из рабочей среды. Но они вовсе не хотели быть просто грамотными. Они хотели понять. Понять ту простую истину, почему они, хотя и зарабатывают прилично,но живут по их мнению хуже,чем те,кто своими руками ничего не произ-водит. А то,что эти самые люди-белоручки думали головами, принимали решения,их,рабочих,ну никак это не интересовало. А ведь были и такие,и их было много,которые и вовсе ничего не предпринимали и совсем не думали головами. Но имели много всего. Это вызывало желание все отобрать, и поделить поровну. Или хотя бы поровну. Но богатые вовсе не хотели делиться и считали,что итак мало имеют.
