— Отдыхаем, товарищ бригадный комиссар? Жарко, может, вам стульчик из дежурки вынести?
— Лучше скажите начальству, чтоб скамейки для людей поставили. Есть же больные, раненые, с детьми.
— Есть, товарищ бригадный комиссар! Тотчас доложу. Разрешите выполнять? — И решительно направился к дверям с табличкой «Начальник вокзала».
— Ишь, припустил, — улыбнулся довольный таким поворотом дела Ванька. — А если б одни были, так сразу за шиворот — и в каталажку!.. Дядя Федя, вас беляки ранили?
— Деникинцы, Ваня. В двадцатом… Коли б не Миша, батька его, — кивнул он в сторону Олега, — так гнить бы мне у Генеральского Моста… Такая рубка была, не приведи господь!.. Михаил меня из самого пекла вытащил. Через седло перекинул, на коня, — и к санитарам дивизии. А те брать не хотят. Ну, ясное дело, живым на санитарных повозках места не хватает, а я, считай, уже мертвый. Три ранения: в грудь навылет, нога перебита, а черепушку саблей распанахали… Мишка горячий был. Сунул маузер фельдшеру под нос: «Если с повозки скинешь — под землей найду!..» Огрел коня плетью и снова в бой… Вывезли. Не скинули. А на другой день, девятого января, наши Ростов взяли, и я в госпиталь попал. Выходили вот… Я-то всего этого не помню, конечно. Товарищи в госпитале рассказали, когда на поправку пошел…
Олег сбегал к окошку телеграфистов и узнал, что поезд опаздывает на целый час.
— Порядки! — недовольно сказал дядя Федя. — Ну так давайте, ребята, перекусим. — Он достал из чемоданчика кирпичик темного пайкового хлеба, сало и помидоры.
Мальчишки съели по куску и отодвинулись.
— Вы что стесняетесь? А ну навались! — скомандовал Федор Захарович. — После купанья быка слопать можно… Да, Олег, вот эти талончики отдай матери. Пусть в нашем магазине возьмет по ним крупу и еще что, не помню.
— Дядя Федя, а когда отменят карточки и хлеб вольный будет? — спросил Олег. — Чтоб пришел в магазин и взял, сколько тебе надо. Как до двадцать девятого года.
— Вам разве по обществоведению не объясняли, какое положение у нас в деревне?
— Ой, у нас обществовед, знаешь, кто? Мурашов! Учитель пения. Он и сам-то в этом ничего не понимает.
— Учитель пения?! — удивился дядя Федя.
— Точно. Он, знаешь, какой? Ну… всех боится. Что скажут, то и преподает. И пение, и историю. Раз даже вместо Вильгамиды Вильгельмовны две недели немецкий вел.
— Разве можно такому человеку обществоведение преподавать? — сердито сказал дядя Федя. — Тут нужно срочно принимать меры… А вопрос этот, ребята, трудный. За пять — десять минут не расскажешь. Ну, в общих чертах… Вы, небось, и сами слышали, как в закоулках кое-кто шепчет: «Пока колхозов не было — был хлеб. Стали колхозы — хлеба нет. От них все горе…» Это чистая контрреволюция, ребята!.. Еще Владимир Ильич Ленин предупреждал: «Если мы будем сидеть по-старому в мелких хозяйствах, хотя и вольными гражданами на вольной земле, нам все равно грозит неминуемая гибель». И партия стала на ленинский путь, на путь колхозного развития сельского хозяйства. Чтоб жизнь нашего государства и построение социализма не зависели от прихоти сельского буржуя, кулака, — даст он нам хлеб или не даст… Вы понимаете, о чем я говорю, ребята?
