Базар был большой, оживленный. Меж длинными рядами повозок сновала пестрая и шумная, гомонливая толпа.
Им бы влезть в эту толкучку, затеряться в ней – и все, возможно, повернулось бы совсем по-иному. А они, остановившись у края базарной площади возле повозок, заспорили. Очень уж привлекла Дмитрия морковь.
– Ты погляди, Петро, морковка. А? Совсем как у нас в Березовском!
– Успеется, Мить. Одеться сначала надо, сапоги вот сменить.
У них еще оставались несколько серебряных рублей, царский золотой червонец да мелочь, подработанная в пути на плантациях.
– Только связочку одну, – не унимался Дмитрий. – Очень хочется морковки похрумкать.
Они не заметили, как совсем близко подошли два рослых полицейских во франтоватых мундирах и длинных рейтузах из темно-синей саржи. Полицейским давно уже примелькались многочисленные уитлендеры, чужеземцы, но эти русые бородатые гиганты с облупившейся от солнца кожей, обветренные и грязные, разговаривали на каком-то особом, ни разу не слышанном языке.
Небрежно притронувшись к каске, полицейский сержант шагнул ближе и спросил, кто они такие. Вопроса парни не поняли, но сразу сообразили, что перед ними представители власти.
– Этого еще не хватало, – буркнул Петр и тут же, сделав лицо приветливо-вежливым, объяснил со всеми, на какие был способен, подробностями: – Бур. Трансвааль. Претория. – И показал пальцами: идем, шагаем туда.
– Бур, – сказал сержант (у него прозвучало: буэр) и потыкал себя в грудь.
– Претория? – обрадовался Петр и повел рукой на город.
Сержант покачал головой:
– Блюмфонтейн. – И теперь ткнул в грудь Петра: – Еуропа?
– Чего?.. Нет, Россия. Русские мы. Россия. Слыхал?
– Русслянд? – удивился сержант.
Он тут же принялся обсуждать с товарищем услышанное, с интересом разглядывая русских парней. Потом, легонько тронув Петра за плечо, повелительно кивнул головой: «Пошли», и на всякий случай положил руку на револьверную кобуру.
– Вот тебе, брат, и морковка! – сказал Петр другу и двинулся за сержантом…
Полицейский лейтенант, толстенький, бородатый и вежливый, выслушав подчиненных, сразу же отослал куда-то одного из них и минут десять бился, пытаясь найти подходящий для общения с задержанными язык. Он спрашивал то на голландском, то на английском, то на немецком. Все было безрезультатно. Парни знали несколько французских слов и выражений, но их не понимал лейтенант. Наконец, выбившись из сил, он махнул рукой и кивнул на скамейку. Потом сказал что-то полицейскому, и тот принес кофе в двух больших глиняных кружках.
