Вдруг я услышала за кустами треск ломающихся веток. Кто-то явно приближался к поляне, и, похоже, что это был человек. По крайней мере, это существо ступало достаточно уверенно. У кого из животных может быть такой твердый шаг? Листва кустарников, окружавших поляну, была так густа, что как я не тянула голову, не могла рассмотреть шедшего. Но вскоре он предстал передо мной сам.
Это был юноша, почти мальчик, невысокого роста, с простым лицом, которое почему-то меня сразу поразило своим добродушием. Он забавно сжал губы и безо всякого страха направился к серой кошке. Та тоже нисколько не смутилась и сощурилась от удовольствия, повернув к нему свою лукавую морду. Парнишка подошел к ней, присел рядом и потрепал по загривку. Кошка заурчала и потерлась о его руку. Она оказалась домашней. Такая-то дура! Мальчишка посмотрел вверх и, улыбнувшись, что-то произнес, явно обращаясь ко мне.
Само собой, я не поняла ни слова, хотя язык показался мне знакомым. Я вспомнила, что слышала его на корабле. Это был тот самый цезарийский, который я не успела выучить, и теперь жалела.
Парень встал и, приложив ладонь ко лбу, начал меня рассматривать. Через минуту снова последовала реплика, только теперь она сопровождалась жестом, приглашающим меня спуститься. Выражение его лица совсем не вызывало у меня опасений, и я стала осторожно слезать вниз. Мое криминальное альпинистское прошлое не первый раз уже служило мне добрую службу на этой планете. Я довольно проворно переступала с ветки на ветку и слышала, как наблюдавший за мной незнакомец присвистывает от удивления.
Спрыгнув с дерева, я остановилась перед ним и, покосившись на кошку, которая не обратила на меня никакого внимания, незаметно подобрала скальпель.
Мы стали друг друга рассматривать. Мальчишка был одного со мной роста, щуплый, со встрепанными пшеничными волосами и крупными веснушками. Он был одет в широкие штаны из какой-то грубой материи и такую же необъятную, без рукавов рубаху неопределенно-серого цвета. Его голубые детские глаза смотрели на меня улыбчиво.
Он снова что-то промолвил, и я поняла, что мне задан вопрос.
- Я не понимаю,-сказала я ему только для того, чтоб он, наконец, уяснил, что я нездешняя и не говорю на его языке.
Он удивленно приподнял белесые брови и снова что-то сказал. Я начала нервничать и, глупо улыбнувшись, покачала головой. Он, видимо, догадался все-таки, что я не понимаю ни слова, и кивнул. Потом он указал глазами на одетые на мне штаны Гая и, четко выговаривая слоги, спросил:
