Через несколько миль после Нового Орлеана 90-я огибала анклав вьетнамских ресторанов и магазинчиков, маленький экзотический азиатский поселок в сельской глуши Луизианы, вскормленный дарами рек, озер и пойм. Хотя Эдди была кореянкой, местность навела Заха на мысли о девушке, пробудила в нем какое-то чувство пустоты. Однажды он обедал у ее родителей в Кеннере; на стол тогда подали устричные оладьи и потрясающее варево из риса, свежей зелени, морской капусты, сырой рыбы, и острого соуса – все это было навалено в гигантскую стеклянную миску и называлось феа-дуп-боп. Заху все время слышалось фетус Боба, что, впрочем, не уменьшило его аппетита. Как только мама Эдди увидела, что ему нравится реактивно-острый соус, она начала заваливать его все более огненными лакомствами и специями, и вскоре он жевал целиком убийственные маленькие красные перцы, которые она рубила у себя в кимчи.
Именно тогда, догадался он, Сунги решили, что их дочь все же сможет найти себе мужа-американца. Не то чтобы они имели право голоса в делах Эдди – хотя и полагали, что она официант-
ка в коктейль-баре в “Розовом алмазе”, или делали вид, что так думают, – и не то чтобы Эдди ожидала, что Зах на ней женится.
Он испытал укол смущения, что было ближе всего к чувству вины, что ему доводилось испытывать. Он прекрасно знал, как Эдди хотелось, чтобы их дружба была совершенно иной. Но для него это было невозможно. Любить кого-то – порядок, и трахаться – тоже неплохо. Но если делать и то, и другое с одним и: тем же человеком, это даст ему слишком большую над тобой власть; это позволит ему запустить руки прямо в твою личность, даст ему долю твоей души.
Он вырос, глядя на то, как отец превращает мать из болезненно-напуганного, но безобидного создания в садистскую суку с кривыми ножами вместо пальцев и плюющимся, вопящим ртом. К тому же, что тут говорить, ртом, полным сломанных зубов, – но всю боль, какую она принимала от мужа, она дарила сыну: подарок, завернутый в жестокие слова и надписанный кровью.
А ведь родители действительно любили друг друга – насколько были способны их паразитировавшие друг на друге души. Он слишком часто видел их душераздирающие ссоры и слезливые примирения, слишком часто слышал их мучительные занятия любовью через тонкие стены квартиры, чтобы не верить тому, что они страстно влюблены друг в друга или были когда-то.
Для него среди них не было места. Зах иногда думал, что, если бы он не родился, этой парочке удалось бы выкроить себе клочок счастья – Джо с его надломленными мечтами и неистовым умом, пришпоренным алкоголем, и Эвангелине с ее синяками и фонарями под глазами и вечно голодными чреслами. Если бы только его матери удалось наскрести – каламбур здесь далеко не случаен, – денег на выскребывание, о чем она так часто желала вслух! Если бы только отцова резинка не порвалась – и сколько раз Джо насмехался над ним из-за этого проклятого презерватива! Эта была фактически единственная шутка семьи Босхов.
