Лайнер зажужжал, завибрировал, и вскоре его грузное тело оторвалось от земли. Герман привычно расслабился и прикрыл глаза. В подобных ситуациях он всегда вспоминал уроки по внутренней концентрации, полученные некогда у одного тибетского монаха. И теперь, погружаясь в медитативное состояние, он как бы издалека воспринимал различные раздражители. Вот проплыла мимо мила стюардессса, элегантно покачивая попкой.
– What would you like?
– Water, please.
– Anything else?
– No, thanks.
Она лучится доброжелательностью, и утонченная дымка Issey miyake окутывает ее изысканно сексуальные жесты, настолько изысканные, что почти и не воспринимающиеся как сексуальные. Герман, погрузившись в релаксацию, отвечает полуавтоматически, однако, мозг его, натренированный профессией, не только смотрит, но и наблюдает. Вот ее очаровательные матовые глаза скашиваются вниз и влево – значит в данный момент она переживает какие-то ощущения. Сейчас она предпочитает что-то чувствовать. Но что? Она поблескивает улыбкой, приоткрывая соблазнительную щелочку между свежими губами, но зрачки сужены – стало быть, ощущения, которые она испытывает, нельзя назвать приятными.
– You OK?
– Pardon me?
– Nothing. Nothing special. Sorry.
Она задерживает на нем взгляд. Зрачки слегка расширяются. «И зачем я к ней прицепился?» – думает Герман и легонько выпрыгивая из своей медитации, пролетает через монотонный гул турбин и растворяется в таинственной тишине сна, в глубину которой еще прокрадывается странное бормотание соседки старухи «evil… evil is coming soon», но и оно вскоре затихает.
Сон глубок, черен и пуст. Сон – нора, куда можно нырнуть, спрятавшись от чужих посягательств, влияний, претензий, уйти в глухую защиту и не пускать никого. И свободно плавать в этом пространстве, куда никому не дано проникнуть. И он парил невесомо в этой исцеляющей пустоте.
Но случается и так, что в самых глубоководных пучинах промелькнет, фосфорически высвечиваясь, какой-нибудь скат, да и нарушит своим электрическим появлением покой затаившегося мира. И так случилось, что в глубоководном сне Германа промелькнули, подрагивая, этакие непрошенные рыбки в образе странной старушки, отстраненно бормочущей свое «evil… evil is coming soon». И нечто тревожное проникло, проползло сквозь его защиту. Он вынырнул на поверхность и вновь очутился в кресле салона. Голова слегка звенела, словно тонким отдаленным эхом вторила гулко гудящим турбинам. Его соседка старушка, раскидав причудливые букли, мирно спала, и через ее приоткрытый рот тонко прорывался посапывающий дискант.
