Собралась большая боярская Дума. Серьёзная такая, полновесная, строгая и молчаливая – на этот раз… Пётр неуклюже, выставив вперёд своё правое худосочное колено, сидел на троне, ризы с левой стороны неряшливо сбились на сторону, лицо болезненно дёргалось, правый глаз явственно косил в сторону, мономахова шапка на голове скособочилась…
Царь молчал – до времени и до поры, предоставляя князю Фёдору Ромодановскому руководить всем важным разговором, а Егору (Алексашке) – частными делами и деталями: протокольной частью, если по-современному…
Егор всё понимал однозначно: вопрос о войне был уже решён – окончательно и бесповоротно, но ведь для войны серьёзной – и деньги необходимы солидные… Бояре, в данном случае, и есть те деньги. Вернее, их воля добрая. И силой грубою можно много денег набрать, но если по-доброму – получится гораздо больше, раза в два…
Долго судили-рядили, часов десять с половиной. Устали все, но перерыва (как и было договорено с царём) Егор не объявлял. Накал споров постепенно сходил на нет, голоса становились всё тише, тише… Он дождался, когда боярские представители полностью осоловели, и подал Петру заранее оговорённый знак…
Царь тут же вскочил с трона, упираясь своей мономаховой шапкой в низкий свод палаты, и рявкнул – неожиданно-страшным голосом:
– Что ж, бояре высокородные? Как приговорите? Не слышу! А?
– Воля твоя, государь наш! – тут же торопливо отозвались несколько плаксивых голосов…
Приговорили (официально) – как и требовалось: войне быть, денег на войну – выделить…
Началась бесконечная и нудная рутина: кто да что, да куда, да сколько… Составлялись тщательные инструкции и предписания, рисовались заумные планы: «Ернсте колонне марширен, цвайте колонне – марширен следом, обозы – нихт отставать! Сволочь, ист вешать…» Егор не мог найти себе места, похудел, спал часа три-четыре в сутки, пропал аппетит, одолевали непростые думы… Он-то точно знал (из документов, изученных в Учебном центре секретной службы SV): кто из его близких знакомых и близких друзей живым вернётся из первого Азовского похода, а кому – и не суждено. Не про всех, конечно, знал, но про очень многих… Непростое это дело – непринуждённо общаться с живыми «покойниками», а ещё труднее – с теми, про которых ты точно знаешь, что они из этого похода вернутся жалкими и беспомощными калеками. Например, капрал Стрешнев (сын толкового боярина Тихона Стрешнева) – без обеих ног прибудет из-под Азова, а Серёге Бухвостову только правый глаз выжжет – турецкой (сделанной во Франции) коварной гранатой…
