Беслан предложил «проинспектировать» гудаутскую гауптвахту. Во время нашего посещения там находилось пятеро пленных бойцов грузинской армии. Начальник гауптвахты — сотрудник МВД Абхазии усатый красавец капитан Шота Джопуа заявил: на его взгляд, сокрытие военнопленного недопустимо, равносильно тайному расстрелу и захоронению. Недопустимо и дурное обращение с пленными:
— Абхазцы всегда были гостеприимны — даже если он будет враг наш, мы обязаны делать, как наши предки учили: он враг, он стрелял в нас, но пока он временно содержится здесь — он гость для нас. Пленного если поймал, то, как во всех войнах, необходимо его достойно содержать: я постриг их, помыл — они бородатые были, обросшие, как дикие люди были все. Вот Гурам, сухумский житель, поступил сюда весь обожженный. И первое, что я сделал — вызвал ему врача.
Действительно, на лице Гурама следов ожогов уже почти не осталось. Впрочем, все пленные выглядят здоровыми, подтверждают, что обращение хорошее. Держатся настороженно, но спокойно.
— Вот вы спросите у них: зачем они на нас пошли воевать? — в голосе Шоты нет злобы, только какая-то очень человеческая обида. Пленные отвечают примерно одинаково: «меня заставили», «прислали повестку, и я боялся отказаться, могли пострадать родные», «какой нормальный человек просто так с ТУ-154 на СУ-25 пересядет?».
Размещаются пленные на двухэтажных койках. Одеты тепло, в армейские бушлаты — погода стоит холодная. Дневной рацион питания — 120 грамм хлеба и чай с сахаром утром и вечером, в обед та же порция хлеба и первое. В общем, по выражению пленных, «все, как своим».
«Свои» — это сидящие в соседней камере нарушившие дисциплину бойцы абхазской армии. Шота рассказал, что один из них, сухумчанин, оказался одноклассником того самого обожженного Гурама, сидевшим с ним когда-то за одной партой. «И как они встретились?» — «Еле мы нашего удержали!» — «А что?» — «Так, допусти мы, он бы у него полжизни отнял!».
* * *
— Я-то дурак — в 25 лет уже женился. А вот мой дед женился в 80 лет, взял молоденькую, пятерых детей имел и умер в 126 лет!
— А чего же он так долго не женился?
— Так молодой был, слушай!
В Абхазии принято жениться поздно, когда мужчина встанет на ноги, а на фронте убивают молодых холостяков. Местная газета печатает списки погибших, после многих фамилий — приписка: «неженатый». В мирной жизни мы говорим: «Какое горе, дети остались сиротами!». А тут большее — как ни страшно сравнивать — горе, когда погибает бездетный парень: «ведь после него никого не осталось»… Война не оставляет времени на чинные ухаживания: парни играют свадьбы на коротких побывках, а их юные супруги одна за другой повязывают черные платки. Весь бабий век: невеста — жена — вдова — для них безжалостно стиснут в несколько мгновений, и считается большим счастьем, если успела хотя бы зачать дитя. Дитя, осиротевшее еще в материнской утробе, — из таких, по старинному поверью, вырастают самые непримиримые мстители.
