— Я знаю, на что его беру, и думаю, мы не прогадаем. За свои обязательства перед ним я отвечу своей долей в добыче. Но тогда все, что будет сверху, будет принадлежать мне. Так что ты, Лом, свои десять кусков за день работы получишь наверняка.
Лом, мечтательно потянувшись, заверил:
— Мы с тобой вдвоем такой провернем кайф, о котором Стас не читал в книжках. То, что он отшился от нас, даже к лучшему. От такого хлюпика все равно никакого навара не будет, только воздух попортит своими мокрыми штанами.
— Ты, Лом, не борзей. Мы сейчас занимаемся обсуждением серьезной операции, чтобы потом не надо думать над разными мелочами. Может быть, я и соглашусь идти с вами на дело,— Стас сдавал позиции, боясь упустить из-под носа солидный куш, в реальность которого он уже начал верить.
— Он своей трусостью может испортить нам всю малину, и я, Савельевич, на твоем месте его бы не брал,— Лом явно рассчитывал на получение доли Стаса.
— Ты не наглей, дорогой, и много на себя не бери,— обиженно фыркнул Стас, готовый обложить Лома многоэтажным матом, но такое желание сдерживалось кулаками «друга», которыми тот пользовался лучше и грамотнее, чем языком, что он неоднократно уже доказывал.
— Его, конечно, лучше не брать с собой,— обращаясь к Лому и игнорируя Стаса, протянул Савельевич,— но он уже посвящен в существо операции, а поэтому заменять его другим вроде бы не с руки. А без третьего нам все равно не обойтись.
— Ну, если так, поступай как знаешь,— вынужден был согласиться Лом, сожалея об упущенной возможной выгоде.
Окрыленный поддержкой Савельевича, Стас воспрянул духом и оживился. Не утерпев, он язвительно обронил:
— Хватит выступать, я посмотрю, какой ты храбрец на деле.
— Ребята, не будем бакланить, но давайте договоримся сейчас, чтобы потом разговоров не было: кто сдрейфит, лишается части добычи, а какой, мы потом решим.
Наконец единство между ними было достигнуто, условия операции были во всех подробностях оговорены.
— Ты возьмешь на дело с собой свой обрез! — обращаясь к Лому, потребовал Савельевич.
— Ты же говорил, что Рыбу мочить не будем,— заморгал растерянно Лом.
Стас тоже затравленно уставился на Савельевича, вновь сожалея о своем согласии участвовать в деле. «Эти дураки себя гробят и меня за собой тянут. Чертовы мясники, пока не поздно надо от них отваливать»,— подумал он, поджимая под себя по-кавказски ноги, но не успел сделать своего заявления.
— Если тот человек, которого мы пойдем потрошить, не поверит в реальность угрозы своей жизни, то мы не получим от него даже ломаного гроша, а поэтому твой обрез должен сыграть видную роль в его устрашении,— поучающе вразумил Лома Савельевич.
