Первым мужчиной, испробовавшим его на себе, был известный своими проповедями пастор Гийо. Поводом к их знакомству послужило чувство глубокого одиночества, невысказанности и тоски, которое Лу очень остро переживала в свои 17 лет. Рискнув, Лу написала об этом человеку, чьи проповеди привлекли ее своей глубиной. Письмо, очевидно, произвело на пастора приятное впечатление, и они встретились. Эта встреча была первой в череде тех судьбоносных сюжетов, которые круто изменяли ее жизнь. Целый год втайне от семьи Лу встречалась с пастором, чтобы штудировать философию, историю религии, голландский язык... Героями их бесед были Кант и Спиноза. Ее странные мечты и тягостные раздумья Гийо готов был выслушивать очень серьезно, освобождая ее тем самым от мученического утаивания самой себя. Тогда, - вспоминала она, - в Гийо ей виделся Бог, и она поклонялась ему, как Богу. Драма назревала с неизбежностью: чтобы предсказать ее, не требовалось особой проницательности экзальтированная девичья идеализация должна была натолкнуться на живого человека. Они неуклонно сближались, и это было мучительно для обоих: однажды Лу потеряла сознание, сидя на коленях у пастора. Развязку ускорила смерть отца Лу: Гийо настоял, чтобы она рассказала матери об их уроках, и сам попросил у нее руки дочери. Такой поворот событий поверг Лу в шок...
Был ли это глубинный страх подлинной близости? Горечь от утраты сакральной дистанции? Уже тогда возникшее предчувствие иного, совершенно особого пути? Во всяком случае сексуальная близость для будущего автора "Эротики" была вещью принципиально отклоняемой еще много лет. И хотя нестандартность ее образа жизни была чревата славой о "распущенности", на деле она отменила свое табу только после тридцати лет. Мотивы, стоящие как за первым, так и за вторым решением, остаются для исследователей весьма загадочными. Это обстоятельство интригует тем сильнее, что к этому времени Лу уже давно была замужем за Фредом Андреасом, однако их брачный договор включал непреклонное условие Лу - отказ от интимной близости. В своих воспоминаниях она сама затрудняется дать объяснение многим своим поступкам. Достоверно известно, что к 50-ти годам, эпохе ее наивысшего женского расцвета, Лу радикально изменила свои убеждения свидетельством чему стала ее нашумевшая "Эротика".
Становясь "тем, что она есть", Лу предоставляла право "своему близкому окружению" либо уйти с ее пути, либо соответствовать ее жизненному эксперименту. Гийо был первым из длинной череды мужчин, завороженных ее даром творить из ничего целый мир интенсивной духовной близости. Но он же был первым, кто столкнулся с неженской твердостью, с которой она требовала соблюдения "в этом мире" установленных ею законов. Лишь на таких условиях можно было сохранить туда доступ. Впрочем, у нее было врожденное чувство справедливости, и она требовала только тех жертв и ограничений, которые сама уже перенесла. И если бы она не научилась ставить точку в своем потакании "слишком человеческому", посмела бы она требовать этого от других?
