Время до рандеву с Цвертиной еще оставалось, и я, заметив невдалеке свечкообразные маковки храма, решила заглянуть в божий дом. Жрецы не слишком-то жалуют хранов, но в напутствии и благословении отказать не вправе. А уж боги-то во всем разберутся, от чистого ли сердца идет молитва или просто как дань традициям и боязни страданий во Мраке вековечном.
Я толкнула высокие двери и аккуратно просочилась в небольшую щелку между створками. Невелика я птица — во всю ширь двери распахивать. После залитой солнечным светом, шумящей и галдящей улицы храм казался островком темноты и благовонного спокойствия. Задумчиво вились дымки жертвенных курильниц перед диптихами с ликами богов, тихонько бормотали молящиеся, неслышными тенями скользили жрецы, разнося ароматические свечи, кувшинчики с эфирными маслами и чашечки для подаяния. Один из них покосился на меня с нескрываемым неодобрением, но промолчал, понимая, что храм не место для сословных споров и свар.
Тьма на моем плече притихла и закрыла глаза, она уже знала, что в божьем доме нельзя позволять себе никаких вольностей. Я послала ей поощряющий импульс, благодаря за хорошее поведение и прося продолжать в том же духе, и двинулась к диптихам Ренота — бога победы.
А это что за знакомые вихры? Ну точно, Хендрик! Я бесшумно приблизилась, навострив уши, и удивленно вскинула брови. Надо же, действительно пошел в храм, и действительно молится, и действительно за меня. Правда, не перед Ренотом, а перед Хоортой, богиней-покровительницей женщин и домашнего очага. Я различила тихое, едва слышное бормотание: «…и прости хране, Тень именуемой, все ее прегрешения, вольные и невольные, и сохрани ее в дороге нелегкой, и позволь невредимой вернуться в родной город, и дай силы отыскать себя в этой жизни, бросить промысел ее несладкий, найти мужа доброго да родить детей хороших…» Прикусив губы, я поспешно отступила от татя, старательно вымаливающего для меня прощение и другую судьбу, не зная, чего мне больше хочется — смеяться из-за его наивности или плакать от умиления. Так и не определившись со своими желаниями, я отошла к диптихам Ренота и опустилась на колени, склонив голову и сложив руки на груди в жесте покаяния. Бог победы взирал на меня строго и укоризненно, словно зная, сколько жизней я погубила и искалечила на своем пути. Да моя ли в том вина? Ведь ни разу не убила из корысти, собственной мести, со злобы, от скуки… Да, ради чужих прихотей, за соответствующую оплату — доводилось, но ведь и грех это не такой тяжелый, в подобных случаях я пополам делю его со своим нанимателем… Вразуми, великий бог, помоги, не оставь без своей поддержки в трудную минуту…
